Заяц

Популярные материалы библиотеки:

Канделябры

Эти черные поэты
Собираются на даче,
На той даче избяной,
И сидят к стене спиной.
В рощах осень
Листья носит,
Вьются тучи над землей,
Рано начало смеркаться.
Замутился белый свет.
А хозяин здесь не робкий,
С рыжей остренькой бородкой.
А хозяйка городская,
Как царь-лебедь колдовская,
Улыбается поэтам.
А они сидят. Молчат.
— И чего сидеть всухую? —
Говорит один поэт.
И хозяйка городская
В рюмках водку подает,
Взором каждого лаская,
Всех улыбкой обдает.
После рюмочки Горбатый
Молвит странные слова:
— Заенделилась енделя,
Заендилась ендова!
Покачали головами:
Может, так оно и есть.
А хозяин взликовался
И гостей зовет поесть.
Вновь хозяйка городская
В рюмках водку подает.
За тесовый стол зовет.
Сели тесно. И молчат.
Туг один поэт приманно
Говорит другим гостям:
— Надо б… это… атамана…
И того… по волостям…
— Ишь ты как, — сказали гости,
Надо выбрать атамана,
А потом — по волостям!
— Нет, — темнит остробородый,
Надо выше забирать!
Покачали головами.
В даче сделалось темно.
И хозяйка городская
В канделябрах зажигает
Шесть затейливых свечей.
Все-то есть у москвичей!
— Ишь ты как темнеет рано
— Осень — света негде брать…
Снова выпили по рюмке.
От хмельного похрабрели:
— Надо выбрать атамана!..
— Нет, повыше забирать!..
По стенам лихие тени
Заплясали от свечей.
В головах пошло смятенье
От неслыханных речей.
А Надежда Николавна
Ходит, будь она неладна,
Подает еду поэтам,
Улыбается при этом.
Как тут сердцу не взыграть!
— Надо выше забирать!
Там один поэт был Федя
И другой поэт — Илья,
Закадычные друзья.
Пошептались меж собою:
— Как же так — по волостям?
Ну а если это дело
Не понравится властям?
Вышли, словно покурить,
Дверь толкнули и — фьюить!
Сокрушается хозяин.
А поэты утешают:
— Пусть плутают в темноте.
Кто-то вслух соображает:
— Ну а если донесут,
Неужели нас на суд?
— А за что, — вскричал Горбатый, —
Мы-то разве супротив?
Мы-то разве виноваты,
Что ендится ендова!
— Если суд, нам горя мало,
Свалим все на атамана,
Отвечает пусть-ка сам,
Ну а мы — по волостям…
— Гей! — хозяин подбивает, —
Выходите, братцы, в круг!
Все захлопали в ладоши,
Но никто не вышел в круг.
Там один был молодец
По фамильи Горобец.
Начал часто черт являться
Валентину Горобцу,
Соблазнял он Валентина,
Перед ним жевал мацу.
— Это он попутал Федю,
Это он смутил Илью!..
А Надежда Николавна
К Горобцу подходит близко:
— Разрешите, я налью.
-Он! — взвился остробородый. —
Он на нас готовит рать.
Чтобы справиться с нечистым,
Надо выше забирать!..
А Надежда Николавна
Валентину Горобцу
Предлагает холодцу.
Заенделилась енделя,
Заендилась ендова.
От красавицы и хмеля
Замутилась голова.
— Эх, мели, мели, Емеля!
Встрепенулся Горобец:
— Впрямь сюда бы Емельяна,
Укорот бы дал чертям!
Вот кого за атамана,
Вот бы с кем по волостям!
В головах совсем мутится
От неслыханных речей.
— Это верно… Это воля…
Ну а как насчет харчей?..
— Да, харчей на всех не хватит,
Кое-кто и не ухватит…
— Емельян-то, значит, тоже
Умышлялся на харчи?
— Ну а что же — не в холопы,
В ковачи да в копачи —
В государи шел Емеля,
Чтобы выше забирать,
Чтобы все поотбирать!..
Заенделилась енделя —
Решетом не посбирать!
— Он-то метил в государи,
А ему понюхать дали.
Вот и выше забирай —
Не попасть бы к Богу в рай!
— Нет, теперь дела иные, —
Усмехается хозяин, —
Можно выше забирать…
А они уже хмельные
Песни вздумали играть.
В рощах осень листья носит,
Над землею тучи мчатся,
Замутился белый свет.
— Не пора ли покачаться? —
Говорит один поэт.
Сразу сдвинулись теснее,
Руки на плечи друг другу.
А хозяин взял гитару.
И под музыку гитары
Закачались молодцы.
Закачались, закача…
«Пожалей, душа-зазноба,
Молодецкого плеча…»
С ними свечи закачались,
Словно сделались хмельны.
Мрак за окнами безбрежен,
А они поют, качаясь:
«Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны…»
Вдруг раздался тихий стук.
— Это он! — вскочил, бледнея,
Непугливый Горобец.
Все замолкло на минуту.
Но вошел сосед Заикин:
— Я сегодня одинок,
Забежал на огонек.
— Га! — вскричал остробородый. —
Выпей с нами, хоть не наш!
С нами вместе покачайся,
Но гляди, коли продашь!
— Я всегда готов качаться…
Ах, Надежда Никола…
И Заикину хозяйка
Рюмку водки подала.
Вот он рюмку выпивает,
Вот садится к Горбуну,
Горб рукою обнимает.
И опять поют, качаясь:
«И за борт ее бросает
В набежавшую волну!»
За окном пустым туманом
Ночь ползет с лесных полян.
-Г а ! — кричит остробородый. —
Так и надо бусурманам!
В воду! В воду бусурман!
А Надежда Николавна
Все поближе к Горобцу,
Ее кудри своенравно
Льнут к суровому лицу.
«Если б мне такая краля,
То не надо помирать!
Можно выше забирать, —
Про себя Горбатый мыслит, —
Там неважно, что горбат!..»
И опять остробородый:
— Надо строже со свободой!
Персияны-бусурманы
Тоже воли захотят,
Чтоб их наши атаманы
Не топили, как котят!
Все захлопали в ладоши.
Наконец распался круг.
И с хозяином веселым
Снова чокнулся Заикин,
Снова выпили.
Но вдруг —
Клубы дыма повалили,
Гарью горькою запахло
И донесся странный гуд.
От стола вскочил Горбатый
И в переднюю вбежал.
Там — огонь. «Пожар! Пожар!»
За Горбатым следом — пламя.
Раму вышиб Горобец
И, схватив в охапку шапку,
Первый выскочил наружу.
Суматоха, суета.
Бег, и крик, и суматоха.
Все покинули места
И в пылу переполоха
Сбились около окна.
Лишь Надежда Николавна
В пламя бросилась одна.
Но Горбун ее хватает,
Как персидскую княжну,
И в окно ее бросает.
Слава, слава Горбуну!
Словно сразу рассвело,
Мрак окружный развело.
Дача грозно полыхает,
Погибает барахло —
Зря из ведер поливают.
Ну и знатный же костер!
А над домом языки,
И павлины, и султаны,
Гривы, пряди и хвосты.
Озаряются поляны,
Освещаются кусты.
С воем рушатся стропила,
С треском лопнуло стекло.
Вот всю дачу охватило,
Стало страшно и светло.
Хладный дождь, летящий в пламя,
Превращается в пары.
Дым сплетается с парами
В блеске дьявольской игры.
Птицы сонные взлетают
И вслепую на огонь
В жженых перьях упадают,
И , крича, изнемогают.
Потрясенные поэты
Сбились в кучу и глядят.
Лишь Горбун, измазан в саже,
На нечистого похож,
Вкруг пожара пляшет в раже,
Закусив зубами нож.
— То-то лихо, то-то славно!
Эх, Надежда Николавна,
Ничего уж не спасешь!..
Горобец губами шепчет:
— Это он, проклятый бес!
Убивается хозяин.
А Заикин вдруг исчез.
Пламя, пламя удалое
Освещает дикий лес…
Как приехала команда
Из соседнего села,
Ничего уже не надо,
Дом успел сгореть дотла.
Лишь хозяйка городская
Канделябры упасла.
А Горбун унес бутылку
Да и выпил из горла.
Жалко, жалко, чада Божьи,
Вас, бредущих по земле,
Средь глухого бездорожья
В предрассветной полумгле.
Жалко вас, лесные птицы,
Залетевшие в огонь.
Жалко всех, кому приснится
Наша вечная юдоль.
Надо плакать и молиться!..