«Что шумишь, качаясь,
Тонкая рябина,
Низко наклоняясь
Головою к тыну?» —
«С ветром речь веду я
О своей невзгоде,
Что одна расту я
В этом огороде.
Грустно, сиротинка,
Я стою, качаюсь,
Что к земле былинка,
К тыну нагибаюсь.
Там, за тыном, в поле,
Над рекой глубокой,
На просторе, в воле,
Дуб растёт высокий.
Как бы я желала
К дубу перебраться;
Я б тогда не стала
Гнуться и качаться.
Близко бы ветвями
Я к нему прижалась
И с его листами
День и ночь шепталась.
Нет, нельзя рябинке
К дубу перебраться!
Знать, мне, сиротинке,
Век одной качаться».
Глупым недугом разлуки
Добрым людям сводит руки.
Наплодили Люды… Лиды…
Людоеды — инвалидов!
Очень больно, очень грустно,
Что любовь, как говорят,
Только лишняя нагрузка
Для трудящихся ребят.
Бродит Ваня по аллее:
«Что с тобою?» — «Я болею…»
А расспросишь инвалида,
Выясняется, что… Лида!
…Полюбить меня готовясь,
Ты люби меня на совесть.
Ты люби на самом деле,
Чтоб глаза мои блестели!
То ли дело… то ли ласка!
То ли служба… то ли дом!
Надоела неувязка
Между лаской и трудом!
Ты люби меня не вздорно.
Ты люби сто лет подряд!
Ты люби, чтоб крепла норма
У меня и у ребят!!
Люди встретят, люди спросят:
«Как работаем, Иосиф?
Как живется? Ничего?..»
Поведет Иосиф усом:
«Как живется? На пять с плюсом.
Я влюблен. Работа — во!»
