День и ночь на крыше
То сильней, то тише
Флюгер визжит.
Стержень дрожит,
Ржавчина сыплется снегом.
Свойственный старым телегам,
Слышится скрип наверху.
Где тут уснуть? Быть греху.
Вьюга ль хороводит,
Солнце ли, мороз,
Тишина ль нисходит
После буйных гроз, —
Без конца изводит
Флюгера невроз.
Этак станет — не годится!
«Лучше стану так…»
Извивается, вертится,
Шум на весь чердак.
Хорохорится над «вестом»,
«Зюйдом», «остом», «нордом», — все
Страны света старым шестом
Треплет в мертвом колесе.
Нет ни переда, ни зада,
Только верх да острый низ;
Но «верхи» ль ему отрада,
Если виден лишь карниз?
Что за участь! Что за радость
В ветре, солнце и дожде
Равномерно славить гадость,
Повертеться на гвозде?!
Я не сплю. Уснуть мне трудно.
Флюгер стонет наверху.
Ох, как скучно! Ох, как нудно!
Не стерплю я. Быть греху…
Вылезаю. Слуховым окном
Пробираюсь к дьявольской игрушке.
Весь дрожу от злобы. Что мне в том,
Если дворник треснет по макушке?
Это мы сообразим потом,
А покамест — к черту побрякушки!
Удивленье! Он — недвижен…
Что такое — не пойму.
Или воздухом пристыжен,
Или стыдно самому.
Вот подполз поближе… Ясно!
Дело сделано с умом.
Кто-то выдумал прекрасно,
Как спасти от визга дом.
Вспять я с тихой радостью ползу,
Позабыв о флюгеровом шуме.
На конце у флюгера — слезу
Обывателя о Первой думе,
На другом — военный бюллетень
Видел я и, кажется, спокоен
За грядущий, не визгливый день…
Так ли, сяк ли — флюгер успокоен.
