Зимний вечер синий
Лес закутал в иней,
Под луною ели
Стали голубей.
Замели снежинки
Все пути-тропинки,
Замели метели
Память о тебе.
Я и сам не знаю,
Рядом с кем шагаю
По путям вечерним,
По глухим ночам.
Лес стоит, как в сказке,
И нехитрой ласки
Хочется, наверно,
И тебе сейчас.
А с тобою в паре
Ходит статный парень,
Отчего же часто
Ты вздыхаешь вновь?
В этот вечер синий
Слишком нежен иней,
Слишком больно гаснет
Старая любовь.
Ах, Яша Гиндин, Яша Гиндин!
И Лермонтов, его поэт!
И Яша!.. В нем был гений виден
в его неполных девять лет.
Явился, маленький Мессия,
в сорок второй военный год
и возвестил мне, что Россия —
“страна рабов, страна господ”.
Я с ним гулял среди природы,
она полна ушей и глаз,
но никакие патриоты
здесь не подстерегали нас.
Мы были за хребтом Урала,
в трех километрах от села,
и кара нас не настигала,
лишь истина нам душу жгла.
И лермонтовское прозренье,
которое он толковал,
тем было яростней, тем злее,
что рушилось в пустой провал.
Там — те, стоящие у трона,
и тот, что занял трон царей,
а здесь — будто во время оно
пророчествующий еврей.
Вечнохудой, вечноголодный,
в чем только держится душа, —
ах, Яша-друг! Под костью лобной
звезда светящая взошла!
Потом, потом придет возмездье:
огонь горячки мозговой…
А я-то думал: будем вместе!..
А я-то думал: мы с тобой!..
