Чем безнадежней, тем утешнее
Пора дождей и увяданья,
Когда распад, уродство внешнее —
Причина нашего страданья.
Тоска, подавленность великая
Людей тиранит, словно пьяниц,
Как если б за углом, пиликая,
Стоял со скрипкой оборванец!
Но явлена за всеми бедствами,
За истреблением обличья
Попытка нищенскими средствами
Пронзить и обрести величье.
Во имя беспощадной ясности
И оглушительной свободы
Мы подвергаемся опасности
В определенный час природы.
Когда повальны раздевания
Лесов и, мрак усугубляя,
Идут дожди, до основания
Устройство мира оголяя.
Любови к нам — такое множество,
И времени — такая бездна,
Что только полное ничтожество
Проглотит это безвозмездно.
Памяти А. Р.
Муж сестры. Не брат, но брат.
Путаясь, шутила: ‘Шурин!’
Ты навек не виноват —
Похоронами окурен.
Патриот своих страстей,
Словарь, тоски, пинг-понга,
Вдохновенный грамотей
И ниспровергатель бога, —
Богом был отмечен так,
Что скажу, насколько в силах:
Спорщик, увалень, мастак
Мучиться и мучить милых,
Коренастый и седой,
Совершенно молодой,
Если бы не злая астма,
Пролистав ‘Юманите’,
Вдруг ушел. (Слова не те,
Но ушел.) И боль напрасна.
Вот очки, а вот портфель.
Фотографии без рамок.
Дочка юная теперь
Беззащитна, как подранок.
Лилиями шелохну —
Ледяной прощальный шорох.
Я не помню шелуху —
Только братство вне раздоров.
