Предо мной Иван Великий,
Предо мною — вся Москва.
Кремль-от, Кремль-от, погляди-ка!
Закружится голова.
Русской силой так и дышит…
Здесь лилась за веру кровь;
Сердце русское здесь слышит
И спасенье, и любовь.
Старине святой невольно
Поклоняется душа…
Ах, Москва, родная, больно
Ты мила и хороша!
В душе моей какая-то сумятица,
И сердцу неуютно моему.
Я старенькая, в бедном сером платьице,
Не нужная на свете никому.
Я старенькая, с глазками весёлыми,
Но взгляд-то мой невесел иногда.
Вразвалочку пойду большими сёлами,
Зайду и в небольшие города.
И скажут про меня, что я монашенка,
Кто гривенник мне бросит, кто ругнёт.
И стану прохожих я расспрашивать
У каждых дверей и у ворот.
– Откройте, не таите, православные,
Находка не попалась ли кому.
В дороге хорошее и главное
Я где-то потеряла – не пойму.
Кругом, пригорюнившись, захнычет
Бабья глупая сочувственная рать:
– Такой у грабителей обычай,
Старушек смиренных обирать.
А что ты потеряла, убогая?
А может, отрезали карман?
– Я шла не одна своей дорогою,
Мне спутничек Господом был дан.
Какой он был, какая ли – я помню,
Да трудно мне об этом рассказать.
А вряд ли видали вы огромней,
Красивей, завлекательней глаза.
А взгляд был то светленький, то каренький,
И взгляд тот мне душу веселил.
А без этого взгляда мне, старенькой,
Свет божий окончательно не мил.
– О чём она, родимые, толкует-то? –
Зашепчутся бабы, заморгав, –
Это бес про любовь какую-то
Колдует, в старушонке заиграв.
И взвоет бабьё с остервенением:
– Гони её, старую каргу!
И все на меня пойдут с камением,
На плечи мне обрушат кочергу.
