Нет, есть во мне прeкpaсноe, но стыдно
Его назвать перед самим собой,
Перед людьми ж – подавно: с их обидной
Душа не примирится похвалой.
И вот – живу, чудесный образ мой
Скрыв под личиной низкой и ехидной…
Взгляни, мой друг: по травке золотой
Ползет паук с отметкой крестовидной.
Пред ним ребенок спрячется за мать,
И ты сама спешишь его согнать
Рукой брезгливой с шейки розоватой.
И он бежит от гнева твоего,
Стыдясь себя, не ведая того,
Что значит знак спины его мохнатой.
Башня Сен-Николя, Фюрн
Глубь подземелья. Словно там, куда
ты выкарабкиваешься вслепую
по круче вдоль ручья напропалую,
поверхность замерцала, как вода,
утекшая из тьмы, в которой ты
брел наугад, покуда не воскрес
твой взгляд, не различавший темноты.
Прозрев, ты видишь над собой навес
кромешной тьмы, грозящий каждый миг
обрушиться всей тяжестью громады.
От страха ты с него не сводишь взгляда.
О, этот мрак, увешанный, как бык!
Но вот тебя спасает из стремнины
ветреный свет. И пред тобой возник
простор небес, слепящий и пустынный,
а где-то — жаждущие дел глубины
и дни, что лаконичны, как язык
картины Патенира, на которой,
сорвавшись с места, словно гончих свора,
бегут мосты за светлою тропой.
Ей удается спрятаться порой,
прижавшись к дому, саду и забору
и обрести в кустарниках покой.
