За меня невеста отрыдает честно,
За меня ребята отдадут долги,
За меня другие отпоют все песни,
И, быть может, выпьют за меня враги.
Не дают мне больше интересных книжек,
И моя гитара — без струны.
И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,
И нельзя мне солнца, и нельзя луны.
Мне нельзя на волю — не имею права,
Можно лишь от двери до стены.
Мне нельзя налево, мне нельзя направо —
Можно только неба кусок, можно только сны.
Сны про то, как выйду, как замок мой снимут,
Как мою гитару отдадут,
Кто меня там встретит, как меня обнимут
И какие песни мне споют.
День сгорел. Поплыли в сумрак черный
Терема, бойницы и зубцы.
Собирались к паперти соборной
Христа ради нищие слепцы.
Проходил с царицей царь к вечерне,
Проходил, стрельцами окружен.
Позади — нестройный ропот черни,
Гром оружья, колокольный звон.
У слепых безрадостные лица,
И лампады меркнут, не горя,
И, понурясь, бледная царица
Оперлася на руку царя.
Из казны, казны своей богатой
Царь дарит убогих и слепцов.
Следом ходит шут его горбатый,
Тешит двор игрою бубенцов.
Потускнели ризы и оклады,
Замер, смолк слепых убогий хор…
Царь с царицей, стоя у ограды,
На высокий крестятся собор.
За оградой — рев и гул победный,
Вкруг царя — бояре и попы.
Ходит шут, звенит игрушкой медной
И мигает в сторону толпы.
