Хмурую землю
стужа сковала,
небо по солнцу
затосковало.
Утром темно,
и в полдень темно,
а мне всё равно,
мне всё равно!
А у меня есть любимый, любимый,
с повадкой орлиной,
с душой голубиной,
с усмешкою дерзкой,
с улыбкою детской,
на всём белом свете
один-единый.
Он мне и воздух,
он мне и небо,
всё без него бездыханно
и немо…
А он ничего про это не знает,
своими делами и мыслями занят,
пройдёт и не взглянет,
и не оглянется,
и мне улыбнуться
не догадается.
Лежат между нами
на веки вечные
не дальние дали —
года быстротечные,
стоит между нами
не море большое —
горькое горе,
сердце чужое.
Вовеки нам встретиться
не суждено…
А мне всё равно,
мне всё равно,
а у меня есть любимый, любимый!
Что ж, по горам и по долам,
Через ручей и в Долиш —
Отведать пышек у пышных дам,
К другому — не приневолишь.
Надутой Бетти (чтоб я так жил) —
Юбчонки тряслись над бездной —
Сказал я: «Я — Джек, если ты будешь Джил».
Села в траву любезно.
«Ах, кто-то идет, кто-то идет!»
«То — ветер», — сказал я железно.
Без криков, гугни и прочих хлопот
Легла на траву любезно.
«Ах, кто-то здесь и кто-то там!»
Сказал я: «Заткнись, холера!»
И она заткнулась, и лежала без драм,
Поддатая, как Венера.
О, кто на ярмарку в Долиш не мчал,
О, кто не менялся целью?
О, кто маргаритки усердно не мял,
Считая весь луг постелью?
Перевод В.Широкова
