Вечер. Тени.
Сени. Лени.
Мы сидели, вечер пья.
В каждом глазе — бег оленя
В каждом взоре — лет копья.
И когда на закате кипела вселенская ярь,
Из лавчонки вылетел мальчонка,
Провожаемый возгласом:»Жарь!»
И скорее справа, чем правый,
Я был более слово, чем слева.
Корыстолюбие, погибель смертных всех
Среди дней горести, печали и утех,
Неистовств злая мать, погибельная страсть,
Всем смертным на земле лютейшая напасть,
Рушительница благ и общего покоя,
Предмет царей, раба, министра и героя,—
Доколь людей тебе несчастными творить,
Терзать, тиранствовать и целый свет губить?
Сие чудовище, по свету простираясь,
Пределов оного повсюду прикасаясь,
Лежит, из уст своих пуская сладкий мед,
За коим страшные змии ползут вослед.
Из челюстей своих яд огненный пускает,
Которым, выпустив, всех смертных заражает,
Сокровища уж все имея под собой,
Но вечно алчный взор не насыщает свой.
Сим ядом смертные на свете заразились
И против естества злодейством воружились.
При нем нет ближнего, при нем нет и родства,
И рушится при нем порядок естества.
При нем долг дружбы друг ко другу забывает
И брату брат себя злодеем объявляет.
И плачет сирота во бедности своей
И гибнет, но никто, никто не внемлет ей.
Тьма гласов страждущих вселенну наполняют,
Но тщетно помощи, рыдая, ожидают.
Не чувствует никто другого <...> напасть,
Лишь всякий чувствует его тиранску власть.
Но возведем свой взор в злаченые пределы,
Где исходящие из уст слова суть стрелы,
Которы, излетев, тьму смертных прободают
И лютостью своей погибель устрояют.
Там царствы целые в пустыни обращенны,
Народы их в крови своей там потопленны,
И что причиною? Чтоб алчность насытить
И, мня заграбить всё, всего себя лишить.
