Светит месяц; на кладбище
Дева в черной власянице
Одинокая стоит,
И слеза любви дрожит
На густой ее реснице.
«Нет его; на том он свете;
Сердцу смерть его утешна:
Он достался небесам,
Будет чистый ангел там —
И любовь моя безгрешна».
Скорбь ее к святому лику
Богоматери подводит:
Он стоит в огне лучей,
И на деву из очей
Милость тихая нисходит.
Пала дева пред иконой
И безмолвно упованья
От пречистыя ждала…
И душою перешла
Неприметно в мир свиданья.
Может быть, я стал сентиментален…
Может быть, старею… Виноват!..
Снится мне в туманной дальней дали
Бабушкин гостеприимный сад.
На веранде — чай из самовара.
В тишине часов упругий бой.
Вдруг в саду — ядреный звук удара:
Яблоко упало!.. Мчим гурьбой…
Сад зарос сиренью и калиной.
На задворье вишен густота.
А в заборе узкая калитка
Ржавою щеколдой заперта.
Ту калитку запрещалось трогать
(Как в дворце у Синей Бороды!):
Рядом шла железная дорога,
Вис на вишнях паровозный дым.
Только я, малыш, не удержался —
Выбежал! Забыл про сад, про дом!
И на весь свой век залюбовался
Железнодорожным полотном.
Поезда кипели под парами.
Огоньки маячили, маня.
И сверкающий — как в панораме —
Шумный мир навек завлек меня!
Бабушка, не стой ты у порога,
Не зови меня в свой старый сад:
Без конца в ушах звенит дорога,
Звезды, словно яблоки, висят…
