елки московские
послевоенные
волки тамбовские
обыкновенные
то ли турусами
то ли колесами
вместе с тарусами
за папиросами
герцеговинами
нет не мессиями
просто маринами
с анастасиями
серые здания
вырваны клочьями
воспоминания
всхлипами волчьими
вместо сусанина
новые лабухи
церковь сусальная
возле елабуги
птичьими криками
облако низкое
кладбище дикое
общероссийское
сгинули в босхе и
в заросли сорные
волки тамбовские
волки позорные
Поэт сидит, поэт лежит,
но это ничего не значит,
внутри поэта все бежит,
и как же может быть иначе?.
Бегут соленые грибки,
бежит, гортань лаская, водка,
за ней, естественно, – селедка,
затем – бульон и пирожки.
Потом бежит бифштекс с яйцом,
бежит компот по пищеводу,
а я с ликующим лицом
бегу слагать о беге оду.
Бежит еда в последний путь,
рифмуясь, булькая, играя,
не замедляю бег пера я,
авось и выйдет что-нибудь!
