Тайны мрака побледнели;
Неземные акварели
Прояснились на востоке;
Но, таинственно-далеки,
Звезды ночи не хотели,
Уступив лучу денницы,
Опустить свои ресницы.
И в моей душе усталой
Брезжит день лазурно-алый,
Веет влагой возрожденья, —
Но туманные сомненья
Нависают, как бывало,
И дрожат во мгле сознанья
Исступленные желанья.
Перевод Н. Рыковой
Бывают и теперь монахи, что — порой
Нам кажется — пришли из древней тьмы лесной.
Как будто в сумрачных изваяны гранитах,
Они всегда живут в монастырях забытых.
Полночный ужас чащ смолистых и густых
Таинственно гудит в их душах грозовых,
По ветру треплются их бороды, как серый
Ольшаник, а глаза — что ключ на дне пещеры,
И в складках длинных ряс, как будто в складках
мглы,
Похожи их тела на выступы скалы.
Они одни хранят в мельканьях жизни новой
Величье дикости своей средневековой;
Лишь страхом адских кар смутиться может вдруг
Железной купиной щетинящийся дух;
Им внятен только бог, что в ярости предвечной
Греховный создал мир для казни бесконечной,
Распятый Иисус, ужасный полутруп,
С застывшей скорбью глаз, кровавой пеной губ
И смертной мукою сведенными ногами, —
Как он немецкими прославлен мастерами, —
Великомучеников облики святых,
Когда на медленном огне пытают их,
Да на песке арен терзаемые девы,
Которым лижут львы распоротое чрево,
Да тот, кто взял свой хлеб, но, о грехах скорбя,
Не ест и голодом в ночи казнит себя.
И отживут они в монастырях забытых,
Как будто в сумрачных изваяны гранитах.
