За окном стояла черная осенняя ночь. В купе слабо мерцал фонарь, внутри его коптила и оплывала свеча. Утомленные сборами и волнениями, дети крепко спали. Динку и Мышку уложили внизу на одну полку, против них лежала Марина. Алина устроилась на верхней полке, Ленька тоже взобрался наверх. Но мальчику не спалось… Непривычно и громко стучали колеса, лязгало и скрежетало под вагоном железо, неожиданные толчки замедляли ход поезда.
«Не смазали колеса, видать… — думал мальчик и, опустив голову, смотрел вниз, на спящих детей. — Не разбудили бы, а то опять матери забота… — Он очень жалел Марину: — Беда ей с девчонками! Ревут как белужки. То одна, то другая… Но я их отучу матери нервы портить…»
Динка уже сообщила мальчику, что «мама ждала его до последней минуты и со всеми спорила и даже на Алину не обращала внимания…».
Ленька был глубоко тронут и, приглядываясь в сумерках к усталому лицу Марины, тревожился.
Марина не спала… Утомительные сборы, боязнь опоздать на поезд, слезы Алины и отчаяние Динки отняли у нее последние силы. Нервы Марины не выдержали, и, уложив детей, она долго стояла у окна. Плечи ее вздрагивали, слезы неудержимо бежали по лицу… Ленька лег последним. С тревогой поглядывая на Марину, он не решался залезть на свою полку.
— Ложись, Леня, — не оборачиваясь, сказала она.
Мальчик лег; Марина оторвалась от окна и, оглядев спящих детей, тоже легла. Но в темноте Ленька видел, как зажатый в руке беленький комочек непрерывно прижимается к ее лицу. Сквозь шум колес ему даже слышались тихие горькие всхлипы…
«Плачет… Замучилась…» — с глубоким сочувствием подумал Ленька и, отвернувшись к стене, закрыл глаза.
Сердце его было спокойно за Макаку. Он вспомнил, как радовалась девочка его подарку, как в узком купе отплясывала она в своих красных сапожках.
«Как раз по ноге пришлись. Ловко ей в них бегать-то…» — удовлетворенно подумал Ленька. Но сквозь эти мысли о себе, о Макаке, о красных сапожках он все время прислушивался, спит ли Марина. Но она не спала, и Ленька не выдержал… Стараясь не разбудить детей и повиснув на одной руке, он бесшумно спрыгнул вниз.
Марина, увидев его, поспешно вытерла глаза.
— Ты хочешь выйти, Леня? — шепотом спросила она, приподнимаясь на локте.
— Нет, — так же тихо прошептал Ленька и, несмело подойдя к ее постели, опустился на корточки. — Я так встал… Поглядел и встал… Только что ж плакать? Теперь будем имеете с ими валандаться… — кивая на спящих детей, протоптал он.
Марину не удивило это слово «валандаться», горло ее сжалось от нахлынувших слез, и, обхватив шею Леньки, она неожиданно для себя тихо пожаловалась:
— Трудно мне, Леня. Так трудно бывает…
— Как не трудно! Одной-то… Только теперь я буду… Они ко мне живо привыкнут… — боясь пошевелиться, сказал Ленька.
Марина еще крепче обняла его:
— Леня, я так рада тебе потому… что ты как сын… Ты будешь мне сыном, Леня?
Ленька, растроганный и смущенный, улыбнулся в темноте.
— Ну что ж… Я еще никому сыном не был, а здесь буду. Я вас всех жалею…
Алина свесила голову с полки и тревожно спросила:
— Мамочка, кто с тобой?
— Спи, спи… Это Леня, — поспешно ответила ей мать.
— А когда же, мама… Может быть, встать? — снова спросила Алина.
— Нет-нет! Мы еще недалеко отъехали. Спи, еще рано, — успокоила ее мать.
Ленька, вслушиваясь в эти загадочные слова, полез на полку.
«Ждут чего-то…» — удивленно подумал он.