— Мама! — шепотом сказала Динка. — Малайка куда-то унес Линину икону.
— Что такое? — громко удивилась Марина. Катя подняла голову от шитья, Алина — от книги; но Динке не пришлось повторить свое сообщение, так как из кухни прибежала Мышка и начала сбивчиво рассказывать о том, что произошло:
— Лина не будет больше молиться… Она сама сказала Малайке, чтобы он снял ее икону… А на месте божьей матери у нее теперь висит Чернышевский! — торжествующе закончила Мышка.
— Чернышевский? — рассеянно переспросила Марина и посмотрела на сестру.
Катя фыркнула и, пожав плечами, встала.
— Пойду посмотрю, в чем дело, — сказала она.
— Только не смейся, Лина очень плакала, — зашептала ей по дороге Мышка.
— Ничего не понимаю… — глядя на мать, сказала Алина.
— Я тоже… При чем тут Чернышевский? — ответила ей Марина.
Но Катя с Мышкой, обнявшись, вошли на террасу. — Марина! — падая в изнеможении на стул и с трудом сдерживая смех, сказала Катя. — Там действительно вместо иконы — Чернышевский…
Она хотела еще что-то сказать, но из кухни рысцой прибежал Малайка. Круглые глаза его сияли, лицо лоснилось, белые зубы сверкали в восторженной улыбке.
— Лина согласился! Свадьба будем делать! Сичас едем город, даем деньги попу, ныряем корыто, крестимся и берем Лина! — взволнованно сообщил он и, испуганно оглянувшись, бросился обратно в кухню.
Дети тихонько прыснули от смеха и вопросительно поглядели на взрослых.
— Неужели до свадьбы дошло? — удивленно сказала Катя. Марина засмеялась:
— Свадьба-то свадьбой, но в какое корыто он ныряет? Дети засмеялись еще громче.
— Мамочка, — сказала Мышка, — это не корыто, это в церкви Малайка будет выкрещиваться!
— А-а! — захохотала Марина и, вытирая платком выступившие от смеха слезы, сказала: — Ну, это тоже исключительное событие! Не иначе, как Чернышевский помог!
— Нет, это не Чернышевский… — тихо сказала Мышка.
Катя вскочила и, взглянув через перила, дернула за рукав сестру:
— Идут! Малайка и Лина! Вместе идут! Дети, не смейтесь! — быстро предупредила она.
Девочки бросились к перилам.
По дорожке чинно шли Малайка и Лина. На Лине был новый сарафан из темно-синего сатинета, отороченный по подолу двумя рядами золотой ленточки, гладко причесанную голову покрывал темный шелковый платочек; свежее лицо ее казалось очень бледным, карие глаза, выплаканные за эти дни, — монашески строгими. Малайка, в застегнутом на все пуговицы пиджаке, важно шествовал с ней рядом, выпятив вперед грудь и глядя прямо перед собой.
— Ну, это уже не шутка, — пряча смешливую улыбку, тихонько шепнула Марина и, обернувшись к детям, строго погрозила им пальцем.
Алина отдернула от перил Динку и Мышку, поспешно усадила их за стол и села сама. Все трое с настороженным любопытством ждали приближения какого-то торжественного и незнакомого им момента.
Перед террасой Лина молча взяла за руку Малайку, медленно поднялась по ступенькам… Марина и Катя двинулись ей навстречу; дети тоже встали со своих мест.
— Милушки вы мои, родные мои! — зазвенел вдруг голос Лины. — Нет у меня ни отца, ни матери, одни вы у меня на свете! — Она низко поклонилась.
Малайка, потерявший сразу всю важность, скосил на Лину свой черный глаз и также неловко поклонился.
— Поблагословите меня, родные мои, на законный брак, на любовь и согласие… — певучим голосом сказала Лина. Марина и Катя бросились к ней, обняли ее.
— Лина! — в один голос вскрикнули младшие дети. Алина беспокойно заморгала ресницами.
— Будь счастлива, Линочка… верная, родная моя подруженька! — вспомнив сразу элеватор и прожитые вместе годы, сказала Марина.
— Будь счастлива, Линочка! — повторила за ней растроганная Катя.
Лина, плача навзрыд, обняла обеих сестер. Глаза Малайки тревожно забегали по всем лицам.
— Зачим плакать? — беспомощно засуетился он. — Зачим плакать?!
— Лина! — расталкивая всех, закричала Динка. — Почему ты плачешь? Я не хочу такой свадьбы! Я не хочу, чтобы ты плакала!
— Дитятко мое выхоженное… — прижала ее к себе Лина.
— Конечно! При чем тут слезы? — быстро и весело сказала Марина. — Ведь это радость, что вы поженитесь!.. Дети, поцелуйте Лину и Малайку! У нас большая радость!
— Поздравляю тебя, Малайка! Лучшей жены во всем све-те не сыскть тебе! — поддерживала сестру Катя.
— Какой лучше… где есть лучше?.. — заулыбался Малайка, отвечая на объятия и поцелуи.
Лина перестала плакать. Дети с мокрыми лицами лезли целоваться то к ней, то к Малайке.
Ой, и что ж то за шум учинився,
Что комар та на мухе ожинився!
запел вдруг никем не замеченный и подошедший к террасе Олег.
Начались новые поздравления, пожелания счастья… Малайка снова засиял как солнце. Лина, обняв детей, тоже улыбалась на громкие шутки Олега, но с лица ее не сходило печальное и торжественное выражение покорности своей будущей судьбе.
— Ну, Малай, не девушку отдаем мы тебе, а жемчужину! Береги ее пуще глаза! — поздравляя Малайку, сказал Олег.
— Будем беречь, будем смотреть! Как чуть заплачет, сичас сажаем пароход, везем к барина Мара, чтоб не скучал… поспешно начал уверять Малайка, но от его слов повеяло вдруг близкой разлукой, и лица у всех опечалились.
— Ты уедешь от нас, Лина?.. Мамочка, Лина уедет от нас? — испуганно спрашивали дети.
— Лина будит приезжать… А зимой мы будем жить в одном городе… храбрясь, отвечала Марина.
— Не наездишься, не находишься… Разорвется сердце мое… — тихо шептала Лина, припадая к детям.