Сегодня воскресенье, и Марина просыпается успокоенной, «Конечно, Динка сама все расскажет!» — думает она и тихо говорит сестре:
— Послушай… если Динка начнет что-нибудь рассказывать, не прерывай ее… И вообще никогда не прерывай и не высмеивай — ведь в этих рассказах она выкладывает какие-то свои впечатления, и можно многое понять…
— Как раз! Поймешь ты что-нибудь! Да она такого наскажет, что мы с тобой целый год будем ломать голову! — смеется Катя, расчесывая перед зеркалом свои густые кудри, и с привычным недовольным вниманием разглядывает свой нос. Этот нос всегда кажется Кате слишком длинным. А сегодня с утра приедет Костя, и Кате хочется быть красивой. — Вот нос так нос! — сердито говорит она, не слушая больше сестру. — Ты знаешь, как Динка меня копирует?
— Как?
— Ну ты бы только посмотрела! Усядется перед зеркалом — и начинается! Голову набок, туда, сюда… И морщится, и бьет себя пальцем по носу! Вот противная девчонка! За это бы драть и драть надо с утра до вечера!
— Так ты же при ней то же самое выделываешь со своим носом! — смеется Марина. — Не попадайся!
— Ну конечно! Я должна из-за нее прятаться под кровать с зеркалом! Ты такой защитник, Марина, что могла бы зарабатывать большие деньги.
— Детей я защищала бы бесплатно. У них всегда много обвинителей и мало защитников, — улыбается Марина и, вскочив с постели, открывает дверь в комнату детей.
— Мамочка!.. — радуется Мышка. — Ты сегодня дома!
— Мама! — садясь на постели, как ни в чем не бывало кричит Динка. — Чур, ко мне! Иди раньше ко мне, мама!
— Нет, ко мне! — просит Мышка.
Обычно спор между девочками и веселый голос Динки совершенно успокаивают мать. Поцеловав обеих девочек, она присаживается на кровать младшей дочки и с укоризной говорит:
— Ну и напугала ты нас вчера! Можно ли так далеко уходить, Диночка?!
— Уходить? — Динка сразу вспоминает вчерашний вечер к Костю, который нес ее на руках. — Я не уходила, мамочка! Я просто пошла я пошла… Мне хотелось покататься на гигантских шагах! — быстро придумывает она.
— На гигантских шагах? А где это?
— О, это очень далеко, о-о-чень далеко! — растягивая слово «очень», повторяет Динка.
— Но зачем же ты пошла одна? Уж если тебе так хотелось посмотреть на эти гигантские шаги, то попросила бы Катю, — недовольно выговаривает мать, не видя причин сомневаться в словах девочки.
— Ну, я не догадалась. Я думала, они ближе… — вздохнув, говорит Динка и, как всегда, держась где-то около правды, начинает рассказывать: — Я шла, шла… а там такие дачи богатые-богатые… И за калиткой дети… много детей… И мамы там всякие… И дворники в фартуках… Один был с метлой даже… А мальчики такие нехорошие… Они одному старичку дали сухие недоеденные корки. Разве так можно, мама?
— Конечно, нельзя! Вот ты бы и сказала этим мальчикам…
— Я не сказала… — говорит Динка, с привычной осторожностью избегая опасных положений.
Но мать ни в чем больше не подозревает свою девочку, рассказ кажется ей вполне естественным; она только спрашивает еще, как Динка искала и как нашла дорогу… И тут начинается сочинение на вольную тему.
— Я так ищу, ищу дорогу… — Динка широко разводит руки и оглядывается вокруг. — И вдруг вижу — идет маленькая тетенька… такая маленькая, что даже трава выше ее головы и все цветочки выше…
— Что же это? Карлица, что ли, какая? — пряча смеющийся взгляд, серьезно спрашивает мама.
— Да! Наверное даже! — с коротким смешком подтверждает Динка, вздергивая плечом и лукаво поглядывая на маму. — Она потом села на колокольчики и начала так качаться, качаться…
Мышка фыркает, прячется за мамину спину, но мама тихонько толкает ее.
— И что ж, долго эта тетенька на колокольчике качалась? — снова спрашивает мама.
— Нет, недолго. Но она качалась и пела песенку, — задумчиво припоминает Динка.
— Песенку! Вот какая прелесть! А ты помнишь, что она пела? — с живым интересом спрашивает мама.
— Я помню… Я сейчас вспомню… — медленно говорит Динка и, схватив со спинки кровати полотенце, накрывается им с головой — Я сейчас вспомню…
Мышка за спиной мамы давится от смеха, но мама протягивает назад руку и грозит ей пальцем.
Из-под полотенца вдруг раздается тоненький-тоненький голосок:
Я меньше травочки лесной,
Я меньше паучка,
Но тот, кто встретится со мной,
Узнает про жука…
Динка вдруг открывает полотенце и застенчиво улыбается:
— Вот так она пела…
— Очень хорошо пела, — говорит мама. — И про какого-то жука. Что же это можно узнать про жука?
— Ну, про жука! Вот с такими рогами! — Динка показывает пальцами, какие рога, и вдохновение ее вдруг иссякает. — Мамочка, мне хочется пить и есть!
— Ну, пойдемте умываться! — весело и облегченно говорит Марина. — Сейчас будем пить и есть!
— Ну что? — спрашивает ее за дверью Катя.
— Кажется, ты была права… Материнские нервы! — смеясь, отвечает Марина.
— Ну, слава богу! Мне иногда кажется, что я лучше знаю ее, чем ты, довольно улыбается Катя.
— Ни ты, ни я! — вдруг фыркает Марина и, потянув сестру за руку, тащит ее в свою комнату. — Динка так смешно пела… — хохоча, рассказывает она. — Про маленькую тетеньку, которая знает что-то про жука…
— Про какого жука? — удивляется Катя. Но Марина ничего не может сказать от смеха и только машет на нее руками:
— Тише! Молчи… молчи…
После завтрака приезжает Костя. Поговорив о чем-то с Катей и Мариной, он начинает дурачиться с детьми. Костя очень веселый сегодня, и дети с удовольствием возятся с ним. Даже Алина, смеясь, завязывает ему на голове бантик из своей ленточки.
— Нет, вы погодите со мной шутить! — говорит вдруг Костя. — Я вам сейчас такое скажу, что вы все подымете рев!
— Не подымем! — бойко кричит Динка.
— Ладно. Посмотрим. А ну-ка, сядьте рядом со мной! Костя торжественно усаживается на крылечке, вытянув вперед длинные ноги. Дети охотно примащиваются рядом.
— Вы знаете, что я теперь жених? — важно говорит Костя.
— Знаем! — улыбаются Мышка и Алина.
— Давно знаем! — кричит Динка.
— Хорошо. Объясняться со мной и гнать меня не будете?
— Не будем, — застенчиво прячась за Алину, говорит Мышка.
— Мы ни с какими женихами больше связываться не будем! — машет рукой Динка.
— Понятно. Так вот, если я жених, то вы должны меня слушаться! — продолжает Костя.
— Так ты же не наш жених! — возражает Динка.
— Нет, я не ваш. Я Катин. Но Катя вам тетя — значит, я ваш дядя! Что?
— Дядя! Дядя! — хохочут девочки. — Вот так дядя!
— Да-да! Костя теперь ваш дядя! — весело подтверждает Марина, садясь рядом с детьми.
— Ну вот! А дядя — это не тетя. И я за вас возьмусь самым строжайшим образом. Первым долгом я привяжу за ногу Динку вон к тому клену, чтобы она не бегала где попало! — угрожающим тоном говорит Костя.
— А я не бегаю! — быстро возражает Динка.
— Как это — не бегаешь? А кто вчера распевал романсы на чужой даче? Я рассказываю Крачковским, что ты потерялась, а Гога говорит, что слышал твой голос на соседней даче!
— Гога врушка! Гога врушка! — в смятении кричит Динка.
— Дина! Дина! — останавливает ее мать.
— Он врушка, врушка! — в беспокойстве и гневе топает ногой Динка.
— Подожди, подожди! Ведь он не сказал, что видел тебя, он только слышал, как какая-то девочка пела, и, по его мнению, это был твой голос, — поясняет Костя.
— Ну, «по его мнению, по его мнению»! — передразнивает Динка. — Он еще даже не знал ни одного берцового ребра, когда Мышка его спросила!
— Ну, вот берцового ребра не знал, а твой голос узнал? — поддразнивает девочку Костя.
— А чья это была дача? — быстро спрашивает Марина. Волнение Динки снова пробуждает в ней успокоенный утром голос материнской тревоги.
— Да это соседняя с Крачковскими, очень богатая Дача, — поясняет Костя.
«Богатая дача? Динка тоже говорила про богатые дачи», — быстро сопоставляет Марина и тихо спрашивает Костю:
— Это дача… по дороге туда… к гигантским шагам?
— А где эти гигантские шаги? — удивляется Костя. Динка испытующе и выжидательно смотрит на лица взрослых.
— Да нет, мамочка! Гигантские шаги — это в одной стороне, а дача Крачковских — в другой стороне! — говорит Алина. Динка победоносно и лукаво улыбается.
— Я потерялась на гигантских шагах, а совсем не около Крачковских, спокойно говорит она.
Марина тоже успокаивается.
«Действительно, глупости. Как могла она очутиться на какой-то богатой купеческой даче, да еще распевать там песни?» — думает она, объясняя волнение Динки протестом против напрасного подозрения Гоги.
Так, лавируя между большими кораблями, маленькая утлая лодчонка Динки выплывает на поверхность, а всколыхнувшийся было голос материнской тревоги, снова затихает.