Как будто всё, что есть в бору,
Собралось на опушке:
Здесь и лучи, и тень в жару,
И голос той кукушки,
Грибы находишь по утру,
Несёшь малину в кружке…
Но не сидится мне на пне
И не лежится на спине
Средь света и простора.
А что таится в тишине,
А что творится в глубине,
А что таится в полусне
Таинственного бора?
Не на брачном пиру, а в гробу на яру
Лежишь в подвенечном ты платье,
И огромный сугроб, как жених, взял твой гроб
В свои ледяные объятья.
Разрешенья печать, словно нежная мать,
Тебя уж коснулась неслышно,
И как гость роковой, лишь червяк гробовой
Пирует на свадьбе той пышной…
…Над тобой наверху, над тобой наверху
Целуется солнце с землею.
И мороз-чародей обнимает людей,
Целует с улыбкою злою.
И рокочет тайга, и белеют снега,
Целуются сосен вершины.
Буйный ветер степной гнет могучей рукой,
Гнет долу дубы-исполины…
…А в туманной дали, а в туманной дали
Там серого камня громады,
Там сжимают людей кольца ржавых цепей,
Объятья высокой ограды.
Там сквозь окна порой, хоть корой ледяной
Покрыты они и решеткой,
Видно цепи кольцо, иль мужское лицо,
Лик женщины нежной и кроткой.
И глядят они в даль, чтоб рассеять печать,
На крест, на яру одинокий,
На ряды снежных гор, им закрывших простор,
Путь в край дорогой и далекий.
И порой на глаза набегает слеза,
Рисует слеза жгучей муки
На окне кружевной узор ледяной
Иль греет холодные руки.
Это плачут они, что так хмуры их дни,
От каменных страшных объятий
Стынет, стынет их кровь и бледнеет любовь,
И нет даже страстных проклятий…
