Качался жёлудь-мужичок
На ветке дуба.
Надвинул шапку на глаза,
Скрипел, качался.
Сидела на плечах листва,
Как лисья шуба.
В ней грелся рыжий мужичок —
И вдруг сорвался.
Упал он в мягкую траву —
И удивился.
Упал он в пыльную траву —
И рассмеялся.
И удивился потому,
Что не разбился.
И рассмеялся оттого,
Что жив остался…
Сорок пятый.
Пластинки все стёртые,
Но счастливо хрипит патефон…
И в медалях мужья,
И не мёртвые,
И не надо им ехать на фронт.
Что не потчуешь брагой рассыльного?
Где румянец застенчивый твой?
Плачешь ты, Александра Васильевна, В подорожник упав головой.
Своего, дорогого, чубатого
Не дождёшься ты мужа в дому…
Незадолго совсем до Девятого
Смерть подкралась под Прагой к нему.
Так ударило горе оглоблиной –
Лишь рыдать и не есть и не пить…
Кличут дети на печке нетопленной, Надо встать. Надо печь затопить.
Как работала – знает лишь солнышко, А ночами – морозный туман,
Чтоб не хуже других дочка Сонюшка, Чтоб обут и одет сын Иван.
Лошадьми не по-бабьему правила, По Ояти сплавляла плоты,
Жизнь почти ничего не оставила
От твоей заревой красоты.
Волос блёкнет, и стан твой сутулится, Трудоднём не прокормишь никак…
Было время – зерна ровно курице, Да три гривенника в кулак.
Сколько нужно душевного, сильного
В жизни разума и тепла,
Чтобы ты, Александра Васильевна, Все невзгоды превозмогла.
Мы со звёздами в небе
Как с равными,
Мы – надёжные стражи страны,
Потому что такими вот славными
Матерями на свет рождены.
