Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.
Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган.
Но эти милые забавы
Не затемнили образ твой,
И в бронзе выкованной славы
Трясешь ты гордой головой.
А я стою, как пред причастьем,
И говорю в ответ тебе:
Я умер бы сейчас от счастья,
Сподобленный такой судьбе.
Но, обреченный на гоненье,
Еще я долго буду петь…
Чтоб и мое степное пенье
Сумело бронзой прозвенеть.
Бровь нахмурится над спецовкой.
Пальцы вечностью затекут.
Илья Муромец васнецовский
отдаёт пионерский салют.
Над папирусом сын поп-арта
свесил патлы, позабывав,
что автографы Клеопатра
оставляла лишь на губах.
И Димитров на Якиманке
в кулаке, насшибав рубли,
поднял кружку пива. Но панки
кружку, видимо, увели.
Гамаюн надевала джинсы.
Третья Стража уходит в рейд.
Оживают иною жизнью.
Как бы в эту жизнь penetrate?!
Это Нерль в небоскрёбе проветривается?
Стоп!..
Возмущая во мне поэта,
Из меня проступает стёб.
В карбюраторе ржут россинанты.
Не хочу быть в толпе комет!
Я хочу к Тебе, россиянка,
Без которой России нет.
Без которой не разобраться,
без которой страсть — велотрек,
без которой жемчужным б……ом
обернётся Тулуз Лотрек.
