Усталый день склонился к ночи,
Затихла шумная волна,
Погасло солнце, и над миром
Плывет задумчиво луна.
Долина тихая внимает
Журчанью мирного ручья.
И темный лес, склоняясь, дремлет
Под звуки песни соловья.
Внимая песням, с берегами,
Ласкаясь, шепчется река.
И тихо слышится над нею
Веселый шелест тростника.
«…никогда, никогда, никогда…» —
равнодушная песня колес.
За немытым стеклом –
полустанков чужих фонари.
Мой двойник заоконный,
ко мне ты надежно прирос.
Если хочешь,
давай это слово вдвоем повторим:
«Никогда-никогда, никогда-никогда, никогда…»
Пролетели года
серой лентой, как серые шпалы…
Параллельная ветка
блестит под луной, как слюда,
И летит в этот мрак,
в этот мрак,
в этот мрак небывалый…
Параллельная ветка
так безнадежно пуста…
Да хотя бы и встретился скорый,
что в этом толку?
Нам в обратную сторону –
«…гда, никогда, никогда…» –
И на буфер не пустит,
не только на нижнюю полку.
Мой двойник заоконный,
спасибо, что тоже не спишь,
И, хотя на просторе
метелица ранняя кружит,
Сквозь себя пропуская огни,
ты летишь и летишь,
Лоб горячий к прохладе стекла
прижимая снаружи.
Обжигающий холод –
нагнись и ладонь положи –
В этих рельсах растет,
к горизонту идут без извилин.
Им служи хорошо,
а не можешь – совсем не служи,
Твой вагон загоняют в тупик,
если ты обессилел…
Буду пить черный кофе,
смотреть неотрывно в окно,
Где ноябрьские степи
от птиц и огней опустели…
Я люблю,
я люблю,
я люблю эту ночь все равно,
Этот холод звереющий и круговерть метели.
