Жил да был
Телефон
Телефонович.
Черномаз
целиком,
вроде полночи.
От него
провода
телефонные,
голосами
всегда
переполненные.
То гудки,
то слова
в проволоке узкой,
как моя голова —
то слова,
то музыка.
Раз читал
сам себе
новые стихи я
(у поэта
в судьбе
есть дела такие).
Это лирика была,
мне скрывать
нечего —
трубка
вдруг
подняла
ухо гуттаперчевое.
То ли
ловкая трель
(это, впрочем, все равно),—
Телефон
посмотрел
заинтересованно.
Если
слово поет,
если
рифмы лучшие,
трубка
выше
встает —
внимательней слушает.
А потом уж —
дела,
разговоры
длинные…
А не ты ли
была
в те часы
на линии?..
Сидели вдвоем
за чайным столом.
Бутылка
была с вином…
И первый начал с волнующей темы,
ему вспоминать охота:
— Я был когда-то тем-то и тем-то,
я сделал то-то и то-то,
а сверх того также это и то,
и еще дел подобных примерно сто.
Меня признавали и эти, и те,
а также те и эти,
и узнавали — в темноте! —
даже грудные дети…
Выпили.
Закусили икрой.
И так изъяснился второй:
— А я такое создать бы мог бы —
мне старые нормы тeсны —
если б не ретрограды и снобы,
я бы такое — если
я написал бы, а труд бы издали —
сам бы Блок просиял бы из дали…
Давно этот вечер в безбрежье уплыл…
А эти — словес ворочают глыбы:
один — до сих пор! — возвещает: «Я был…», —
другой утверждает: «Я был бы…»
