Совершая паломничество в Митиноку, я остановился на заставе Сиракава. Не оттого ли сильнее обычного заворожила меня печальная красота луны? Ноин — когда это было? — сказал, возвратясь сюда: «Ветер осени свищет теперь…» Вот что вспомнилось мне, и в тоске сожалений (о покинутой столице) начертал я на столбе сторожевых ворот:
На заставе Сиракава
Лучи сочатся сквозь кровлю.
О, этот лунный свет!
Словно сердце мое
Он неволит: останься!
О, как я знал, что значит расставанье:
Прекрасно-связанное показать,
Поднять его на миг для любованья,
Но лишь затем, чтоб взять и разорвать.
О, как бессилен был я перед этим:
Зовущая (не удержать!) рука,
Как будто там все женщины на свете
Иль только еле видный взмах платка!
И словно не ко мне уже призывы,
Невнятный знак воздетых слабо рук…
Иль то, быть может, только ветка сливы,
С которой птица упорхнула вдруг?
