Все цветет по дороге. Весна
Настоящим сменяется летом.
Протянула мне лапу сосна
С красноватым чешуйчатым цветом.
Цвет сосновый, смолою дыша,
Был не слишком приманчив для взгляда.
Но сказал я сосне: «Хороша!»
И была она, кажется, рада.
Все цветет по дороге. Весна
Настоящим сменяется летом.
Протянула мне лапу сосна
С красноватым чешуйчатым цветом.
Цвет сосновый, смолою дыша,
Был не слишком приманчив для взгляда.
Но сказал я сосне: «Хороша!»
И была она, кажется, рада.
На войну уходил я из дома,
Плыл над городом день голубой.
Переулком, где все нам знакомо,
Шли мы рядом, родная, с тобой.
На прощанье ты твердо сказала:
— Надо край наш любимый спасти, —
И сама помогла до вокзала
Вещевой мой мешок донести.
Помню я, на углу возле сквера
Чья-то девочка к нам подошла,
Улыбнулась: — Зовут меня Вера, —
И на память кисет поднесла.
А потом поглядела построже,
Детский взгляд мне ее не забыть:
— Я хотела бы, дяденька, тоже
До вокзала тебя проводить!
И пошли вы, меня провожая,
Обе полные думой одной,
Ты и девочка эта чужая,
Что навеки мне стала родной.
Помню лица, мелькнувшие мимо,
Голубей на киосках цветных,
Чей-то возглас: — Соколик родимый,
Там, на фронте, постой за своих!
И старушка, что даже не знала
Чей я, кто я и как меня звать,
Вместе с вами пошла до вокзала,
Словно сына, меня провожать.
И когда на ступеньках вагона
Мы безмолвно с тобой обнялись,
Посмотрела она умиленно
И сказала: — Сынок, оглянись!
Оглянулся я молча и замер:
На перроне, средь ясного дня,
Сотни женщин махали платками,
На войну провожая меня.
И успел я прочесть в каждом взоре:
«Милый, будь беспощаден в борьбе,
Пусть великое русское горе
Гневом сердце наполнит тебе…»
И потом, вспоминая об этом,
Через лес, оглашенный пальбой,
Озаренный январским рассветом,
С автоматом я ринулся в бой,
Я фашистской не кланялся пуле,
Не робел, не терялся в дыму,
В грозном грохоте, в огненном гуле
Нес я гибель врагу своему,
И рука у меня не дрожала,
Потому что в тот день голубой
Вся Отчизна меня провожала,
Весь народ провожал меня в бой.