Кто принял в грудь свою язвительные стрелы
Неблагодарности, измены, клеветы,
Но не утратил сам врожденной чистоты
И образы богов сквозь пламя вынес целы;
Кто терновым путем идя в труде, как пчелы,
Сбирает воск и мед, где встретятся цветы,-
Тому лишь шаг — и он достигнул высоты,
Где добродетели положены пределы.
Как лебедь восстает белее из воды,
Как чище золото выходит из горнила,
Так честная душа из опыта беды:
Гоненьем и борьбой в ней только крепнет сила,
Чем гуще мрак кругом, тем ярче блеск звезды,
И чем прискорбней жизнь, тем радостней могила.
Гайдаров, Гзовская, Нелидов
(Как хорошо иметь друзей!)
В Берлине были в роли гидов
(Я в прозе жизни ротозей…)
Среди Сахары антрепризы
Мне импресарио ища,
Искусно все мои капризы
Прикрыв обширностью плаща
Доброжелательства к поэту…
И вот нашли мне целых три,
Которым, правда, алтари
Искусства чужды, но монету
Антрепренеры свято чли,
И живо вечер испекли
На пламени моих горений,
Чтоб эмигрантская толпа
Впивала звуковые pas
«Мороженого из сирени»,
Ландо моторного Зизи,
Ленивой Нелли в будуаре
И той развратнице в муаре,
Какую, как ты ни грузи
В шампанское под ананас,
Не пустят все же на Парнас!
Но автору за мастерскую
Скульптурность вход всегда открыт,
Где Фету Пушкин говорит:
— О Северянине тоскую!..
