И поныне на Афоне
Древо чудное растет,
На крутом зеленом склоне
Имя божие поет.
В каждой радуются келье
Имябожцы-мужики:
Слово — чистое веселье,
Исцеленье от тоски!
Всенародно, громогласно
Чернецы осуждены,
Но от ереси прекрасной
Мы спасаться не должны.
Каждый раз, когда мы любим,
Мы в нее впадаем вновь.
Безымянную мы губим,
Вместе с именем, любовь.
Моя постель — как малый челн.
Я с няней снаряжаюсь в путь,
Чтоб вдруг, пловцом средь тихих волн,
Во мраке потонуть.
Чуть ночь, я на корабль всхожу,
Шепнув «покойной ночи» всем,
И к неземному рубежу
Плыву, и тих и нем.
И, как моряк, в ладью с собой
Я нужный груз подчас кладу:
Игрушку, или мячик свой,
Иль пряник на меду.
Всю ночь мы вдаль сквозь тьму скользим;
Но в час зари я узнаю,
Что я — и цел и невредим —
У пристани стою.
МОИ СОКРОВИЩА
Те орехи, что в красной коробке лежат,
Где я прячу моих оловянных солдат,
Были собраны летом: их няня и я
Отыскали близ моря, в лесу у ручья.
А вот этот свисток (как он звонко свистит!)
Нами вырезан в поле, у старых ракит;
Я и няня моим перочинным ножом
Из тростинки его мастерили вдвоем.
Этот камень большой, с разноцветной каймой
Я едва дотащил, весь иззябнув, домой;
Было так далеко, что шагов и не счесть…
Что отец ни тверди, а в нем золото есть!
Но что лучше всего, что как царь меж вещей
И что вряд ли найдется у многих детей —
Вот стамеска: зараз рукоять-лезвие…
Настоящий столяр подарил мне ее!
