…Девочка за Невскою заставой,
та, что пела, счастия ждала,
знаешь, ты судить меня
не вправе
за мои нескладные дела.
Потому что я не разлюбила
чистого горенья твоего,
в бедствии ему не изменила
и не отрекалась от него.
Юности великая гордыня!
Все — во имя дерзостной
Мечты,
это ты вела меня в пустыне,
в бессердечных зонах
мерзлоты…
И твердили снова мы и снова:
— Сердце, сердце, не робей, стерпи! —
И военная свирель Светлова
пела нам из голубой степи…
Веками не видели в Дельфах богаче даров и щедрей,
чем эти дары Птолемеев, двух братьев, двух властных царей,
соперников с колыбели. И все ж призадумались в храме:
в глубоком и тяжком сомненье стояли жрецы над дарами.
Какое избрать пророчество, не ведали мудрецы,
кого предпочесть из братьев, решить не могли жрецы.
Однако, ни словом, ни жестом сомнений своих не выдав,
всю ночь провели они в споре о царском доме Лагидов.
Назавтра послы вернулись. Простились. И в тот же час
уплыли в Александрию. Жрецов поразил отказ
узнать, что предрек оракул. И как поверить в такое? —
жрецы были рады сокровищам, но не находили покоя.
Что за ночь могло измениться? — должны они знать наконец!
Но скрыли послы, что из Рима известье принес гонец.
Отныне вещал оракул устами латинской знати —
все споры дома Лагидов решались в римском сенате.
