Вот уж был день! Пришло
к нам сразу столько людей.
Они привели с собой каких-то
совсем незнакомых. Ранее я
не мог ничего о них расспросить.
Хуже всего, что они говорили
на языках совсем непонятных.
И я улыбался, слушая их
странные речи. Говор одних
походил на клекот горных
орлов. Другие шипели, как змеи.
Волчий лай иногда узнавал я.
Речи сверкали металлом. Слова
становилися грозны. В них
грохотали горные камни.
В них град проливался.
В них шумел водопад.
А я улыбался. Как мог я
знать смысл их речи? Они,
может быть, на своем языке
повторяли милое нам слово
«любовь»?
И. Вулоху
а зима? а снега?
да теперь уже так: ежедневно
это в воздухе-Мире
будто труп убирать (и к тому же воздушный)
и детей не пускать («тятя тятя
эти самые сети») детей не пускать
да как ямо-какой-то-копатель «поесть» — тут такие вот штуки в дому
да часы это тоже о том
(осторожно: ведь это — как плакать
это — крохи
да тряпки как будто)
так и быть — будто труп убирать (уточняем: уборка
та же самая в том что «душа»)
а зима а снега? — до сих пор о таком?
(даже стыдно сказать! — а ведь все же а все же
душою
как будто была богородицы! — можно
скороговоркою: так)
значит так и достаточно (значит
так и комкаться! — разве — стираясь как тряпка — да разве
чем-то хуже ли
«жизнь» называясь)