Он попал в нашу местность
Прямо с школьной скамейки;
Воплощенная честность,
За душой ни копейки.
Да ему и не нужно!
Поселился он в бане,
Жил с крестьянами дружно,
Ел, что ели крестьяне.
А лечил как успешно!
Звали Ершика всюду;
Ездил к барам неспешно,
К мужику — в ту ж минуту.
Нипочем темень ночи,
Нипочем непогода.
Бог открыл ему очи
На страданья народа.
Без мундира просторней.
Без оклада честнее;
Человека задорней,
Человека прямее
Не видал я…
. . . . . . . . . .
Сам господь умудряет
Человека инова
И уста раскрывает
На громовое слово…
Я встретил босяка,
Он долго свысока
Смотрел поверх меня.
«Что сделал я тебе?» —
Я крикнул, пятясь прочь.
Вздохнула пыль вокруг,
Стена разверзлась вдруг.
Я помчался вниз по дороге,
В стране холодного камня,
В долине, где зерна мертвы.
И когда я устал, я лег
Возле дерна и дикой травы,
На отшибе равнины сырой.
Я рассматривал трещину в глине,
В сердцевине крошился комок:
Старая келья краба —
Я всмотрелся, и я запел.
Я пел абсолютно всему
Внутри этой мокрой дыры —
Я музыкой нежил нору,
Словно я спятил с ума.
И по коже прошел мороз,
И со щек моих пот потек,
Когда вдруг, или мне показалось вдруг,
Чей-то голос мне петь помог.
Детский голос, который был
Так близок и так далек.
Со слогом сливался слог,
Я целовался с камнем.
