Сын обижает, невестка не слухает,
Хлебным куском да бездельем корит;
Чую — на кладбище колокол ухает,
Ладаном тянет от вешних ракит.
Вышла я в поле, седая, горбатая,-
Нива без прясла, кругом сирота…
Свесила верба сережки мохнатые,
Меда душистей, белее холста.
Верба-невеста, молодка пригожая,
Зеленью-платом не засти зари!
Аль с алоцветной красою не схожа я —
Косы желтее, чем бус янтари.
Ал сарафан с расписной оторочкою,
Белый рукав и плясун-башмачок…
Хворым младенчиком, всхлипнув над кочкою,
Звон оголосил пролесок и лог.
Схожа я с мшистой, заплаканной ивою,
Мне ли крутиться в янтарь-бахрому…
Зой-невидимка узывней, дремливее,
Белые вербы в кадильном дыму.
Эй, дружище, меня ты не трогай!
Лучше топай своею дорогой!
О тебе ж, дураке, беспокоюсь!
Сам потом пожалеешь, ей-богу!
Видишь, сколько на мне бородавок!
Я ж пугаю окрестных пиявок.
Я противный, зеленый и скользкий
И неделю не мылся вдобавок!
А вчера меня цапля схватила
И почти что уже проглотила!
Не смогла побороть отвращенье!
Два час ее после тошнило.
Я за завтраком ем дохлых мух
Больше прочих болотных лягух!
Кто склюет меня, ноги протянет,
Сосчитать не успеет до двух!
Я, к тому же, болтун и зануда,
Просто бедствие местной запруды!
Лишь открою свой рот, чтобы квакнуть,
Всем вокруг от меня станет худо!
(и аисту становится худо)
