Я в коридоре дней сомкнутых,
Где даже небо тяжкий гнет,
Смотрю в века, живу в минутах,
Но жду Субботы из Суббот;
Конца тревогам и удачам,
Слепым блужданиям души…
О день, когда я буду зрячим
И странно знающим, спеши!
Я душу обрету иную,
Все, что дразнило, уловя.
Благословлю я золотую
Дорогу к солнцу от червя.
И тот, кто шел со мною рядом
В громах и кроткой тишине, —
Кто был жесток к моим усладам
И ясно милостив к вине;
Учил молчать, учил бороться,
Всей древней мудрости земли, —
Положит посох, обернется
И скажет просто: «мы пришли».
Мы знали, что история —
рост житейских благ.
А жили неустроенно:
витали в облаках!
Поскольку плыли облака
на уровне плеч…
А до колен была река —
в камнях дробился плеск.
Имелось основное,
а безделушек не было.
А что из обстановки?
Из обстановки — небо.
Оно — для нас обоих.
Оно — вместо окна,
оно — вместо обоев
и вместо потолка,
личное, собственное,
огромный синий лист…
Поскольку было солнце
на уровне лиц,
мы были выше кабалы
семейно-бытовой…
И было выше головы
работы — нам с тобой!
А главное: горы.
Куда ни глянешь — горы всё.
Горы вместо горя.
Горы вместо гордости.
Даже вместо мебели —
горы были…
Зима чехлами белыми
прикроет их от пыли.
Помажет их белилами,
как яблони в саду…
Ведь ты вернешься,
милая,
в будущем году?
