За тридцать лет я плугом ветерана
Провел ряды неисчислимых гряд,
Но старых ран рубцы еще горят
И умирать еще как будто рано.
Вот почему в полях Медиалана
Люблю грозы воинственный раскат:
В тревоге облаков я слушать рад
Далекий гул небесного тарана.
Темнеет день, слышнее кровь и грай,
Со всех сторон шумит дремучий край,
Где залегли зловещие драконы.
В провалы туч, в зияющий излом
За медленными зовами углом
<…> легионы
Въ какой то нѣкогда странѣ,
Пресильная востала буря:
Отъ вѣтра, отъ дождя проѣзжій очи щуря,
И отъ воровъ бѣжа, приѣхалъ на конѣ,
Къ великой лужѣ,
И думаетъ, рѣка сто кратъ та моря хуже.
Такой былъ шумъ:
У всадника смутился умъ;
Передолбомъ рѣка, а за спиною воры;
Потребны мысли скоры,
И самы кратки зборы,
Рѣку переплывать,
Когда не хочетъ онъ въ послѣдніе зѣвать.
Не плылъ ни конь, ни онъ, и ѣхалъ онъ исправно,
Рѣка
Не глубока,
И родилась не давно.
Настала тишина опять,
А воры отъ нево не отстаютъ на пядь.
Къ прямой приѣхалъ онъ рѣкѣ и ко глубокой;
Но бури нѣтъ жестокой,
И никакой; вода тиха;
Проѣзжій говоритъ: ты рѣчка не лиха;
Безъ трепета въ тебя я, рѣченька, бросаюсь,
И безъ препятствія спасаюсь:
Что ты, что чистой лугъ, мнѣ ето все одно;
Но всадникъ мой пошелъ и съ лошадью на дно.
Отъ тихости ни кто злодѣйствія не труситъ:
Которой лаетъ песъ, не скоро тотъ укуситъ.
