В тиши одинокой и в праздничном гуде,
В моей деревеньке и в звонкой столице
Меня окружают хорошие люди,
Мне светят родные, знакомые лица.
Я в них отразился – и, значит, не страшно
Подумать о том, что со мной еще будет,
И пусть я когда-нибудь стану вчерашним –
Меня окружают хорошие люди.
Давненько я понял – неласкова вечность
К созданиям хрупким из боли и крови,
Но есть мне опора – любовь человечья,
И здесь ничего мне не надобно, кроме
Как в ваших глазах навсегда отразиться
И, если удастся, добавить в них света,
Вы, столько тревог отводящие лица,
Давно отразившие жизнь и планету.
Быть может, так надо, так надо,
Эту чашу испить до конца,
И увидеть в награду, в награду,
Судороги побелевшего лица.
Вот когда выходит из мрака
Оплеванный, осмеянный бог.
Очумелой, ослепшей собакой
Ты ползешь на его порог.
Но тебя он не пустит, не пустит.
Должны быть глаза ясны,
Чтоб увидеть волшебное устье,
Устье Северной Двины.
Там, в старинной молельне деда,
Ты узнал бы, убивши ложь,
Ту любовь, о которой не ведал
И которую не найдешь.
Весь в пыли и грязи придорожной,
Точно лист, я прижат к столбу.
Вот мой рай. Этот рай острожный
Выжжен в сердце моем и на лбу.
Пусть приснятся мне, пусть приснятся
Хоть в бреду, хоть на полчаса,
Староверческие святцы
И Архангельские леса.
