Не по-настоящему живем мы, а как-то «пока»,
И развилась у нас по родине тоска,
Так называемая ностальгия.
Мучают нас воспоминания дорогие,
И каждый по-своему скулит,
Что жизнь его больше не веселит.
Если увериться в этом хотите,
Загляните хотя бы в «The Kitty».
Возьмите кулебяки кусок,
Сядьте в уголок,
Да последите за беженской братией нашей,
Как ест она русский борщ с русской кашей.
Ведь чтобы так — извините — жрать,
Нужно действительно за родину-мать
Глубоко страдать.
И искать, как спириты с миром загробным,
Общения с нею хоть путем утробным.
Вам, к небу грузному подъятые, громады
Отчаяний, утешных этих зим
И белый холод и — пощады!.. О, пощады!.. —
Туман на руки лиственниц как дым.
Вечерний снег, великое молчанье.
Надменность камня, голоса гранита
И битва сумерек, — здесь старый гром смежил
Эпохи давние, — и солнца свет сердито
Язвит и дразнит вас, напомнив мятежи.
Вечерний снег, великое молчанье.
О, хватит с вас минувших дней и муки,
Чтобы замкнуться в символ роковой,
Трагические скалы, — немы, глухи,
В недвижности застыньте вековой!
Вечерний снег, великое молчанье!
Усните вы, бессонные на звездах,
Вот саван инея для вас — он бел и тих, —
Мерцающих ночей сквозящий воздух
И вот зима… вам, скалы мук людских!
Вечерний снег, великое молчанье.
