Я посмотрел в него —
И вот,
Как в самом страшном сне,
Мой палец, словно бегемот,
Пошёл навстречу мне.
Я на колени Ваську взял
И в глаз ему взглянул —
И чуть от страха
Не упал,
Но стул перевернул!
В тетрадь решил я заглянуть —
Такое увидал,
Что заикашкою
Чуть-чуть
От этого не стал:
Я двойку —
Больше каланчи! —
Увидел на столе
В увеличи-чичи-чичи-
Чичительном стекле!
О, у Тебя в блаженном мире мало ли
Гонцов — сюда,
Готовых вниз, уступами и скалами
Огня и льда?
В их неземном, крылатом человечестве
Уже давно
На вопрошанья наши — все ответчество
Заключено.
Они свершили подвиг высветления
Быстрее нас,
Когда вот здесь — лишь крепли поколения
Начальных рас.
Из них любой всегда внимает голосу
Христовых сил;
Из них никто сошедшего к ним Логоса
Не умертвил.
Из тысяч искр метаэфирной пазори
Приняв одну,
Гонец несет ее, как чашу — Лазарю,
Сюда, ко дну.
И мир за миром, круча недр за кручею,
За слоем слой
Поочередно вмешивают в луч ее
Блик только свой.
И, нисходя, гонцы встают над разумом,
Над всей душой,
И передать свой дар стремится сразу нам
Любой, — меньшой.
Сквозь каплю-искру брызнет луч владычества
В замолкший ум —
Слоев верховных знанье и наитчество.
Как смерч, самум.
Нет среди нас героя или гения,
Чье существо
Не принимало свыше откровения
Гонца того.
Чтоб совладать с их именами тайными
Язык наш нем,
И лишь Сократ
смел дать прозванье —
даймоны
Посланцам тем.
