Как радостно утром
Сбежать по ступеням,
Забыв про уют
С паровым отопленьем,
Про стулья и стол,
Пылесос и диван,
И носом уткнуться
В мороз и туман!
Как радостно видеть,
Что вновь тебе рады
Столбы и углы,
Гаражи и ограды,
Тянуть поводок,
Замышляя побег,
И шкуру, как коврик,
Почистить о снег!
Звучный голос раздается
Ярославны молодой.
Стоном горлицы несется
Он пред утренней зарей:
‘Я быстрей лесной голубки
По Дунаю полечу —
И рукав бобровой шубки
Я в Каяле обмочу:
Князю милому предстану
И на теле на больном
Окровавленную рану
Оботру тем рукавом’.
Так в Путивле, изнывая,
На стене на городской
Ярославна молодая
Горько плачет пред зарей:
‘Ветер, что ты завываешь
И на крыльях на своих
Стрелы ханские вздымаешь,
Мечешь в воинов родных?
Иль тебе уж на просторе
Тесно веять в облаках,
Корабли на синем море
Мчать, лелеять на волнах?
Для чего ж одним размахом
Радость лучшую мою
Ты развеял легким прахом
По степному ковылю?’
Так в Путивле, изнывая,
На стене на городской
Ярославна молодая
Горько плачет пред зарей:
‘Днепр мой славный, ты волнами
Горы крепкие пробил,
Половецкими землями
Путь свой дальний проложил;
На себе, сквозь все преграды,
Ты лелеяла, река,
Святославовы насады
До улусов Кобяка.
О, когда б ты вновь примчала
Друга к этим берегам,
Чтобы я к нему не слала
Слез на море по утрам!’
Так в Путивле, изнывая,
На стене на городской
Ярославна молодая
Горько плачет пред зарей:
‘Солнце ясное трикраты!
Всем ты красно и тепло!
Для чего лучом утраты
Войско милого сожгло?
Для чего в безводном поле
Жаждой луки им свело
И, что гнет тоски-недоли,
На колчаны налегло?’
