Волны и молодость — вне закона!
Тронулся Дон. — Погибаем. — Тонем.
Ветру веков доверяем снесть
Внукам — лихую весть:
Да! Проломилась донская глыба!
Белая гвардия — да! — погибла.
Но покидая детей и жен,
Но уходя на Дон,
Белою стаей летя на плаху,
Мы за одно умирали: хаты!
Перекрестясь на последний храм,
Белогвардейская рать — векам.
Москва, Благовещение 1918
— дни разгрома Дона —
Три раза искушаема была Любовь моя.
И мужественно борется… сама Любовь, не я.
Вставало первым странное и тупо-злое тело.
Оно, слепорождённое, прозрений не хотело.
И яростно противилось, и падало оно,
Но было волей светлою Любви — озарено.
Потом душа бездумная, — опять слепая сила, —
Привычное презрение и холод возрастила.
Но волею горячею растоплен колкий лед:
Пускай в оврагах холодно, — черемуха цветёт!
О, дважды искушённая, дрожит пред третьим разом!
Встаёт мой ярко-огненный, мой беспощадный разум!
Ты разум человеческий, его огонь и тишь,
Своей одною силою, Любовь, — не победишь.
Не победишь, живущая в едином сердце тленном,
Лишь в сердце человеческом, изменном и забвенном.
Но если ты не здешнего — иного сердца дочь, —
Себя борьбою с разумом напрасно не порочь.
Земная ярость разума светла, но не бездонна.
Любовь! Ты власти разума, как смерти, неподклонна.
Но в Третий час к Создавшему, приникнув, воззови, —
И Сам придет Защитником рожденной Им — Любви.
