Страстный стон, смертный стон,
А над стонами — сон.
Всем престолам — престол,
Всем законам — закон.
Где пустырь — поле ржи,
Реки с синей водой…
Только веки смежи,
Человек молодой!
В жилах — мед. Кто идет?
Это — он, это — сон —
Он уймет, он отрет
Страстный пот, смертный пот.
(Элегия)
На плоском берегу заброшенной реки
Стоит приют мой одинокий.
Холодных волн не знают рыбаки.
И в сон бездействия глубокий
Равно погружены и дух, и сирый дол,
Замкнутый дальнею дубравой.
Исполненные скуки величавой,
Проходят дни… О, как их шаг тяжел!
Здесь пища мне — мой ежедневный лов.
По вечерам, в неверном, тусклом свете
Сажусь чинить разорванные сети,
Пою, — и бедный звук моих унылых слов
Тревожит душу. И родят рыданье,
И ветра стон, и темных волн плесканье.
Где в реку врезалась песчаная коса,
Где светлые, пустые небеса
Безлесных берегов раздвинуты простором,
И в бледной синеве тонуть не больно взорам, —
Люблю бродить… глядеть на тускнущую гладь,
Ее малейшее волненье примечать
И в призрачном, размеренном движенье
Душою жаждущей впивать успокоенье.
Я пресыщения не знал,
Я юности моей не сжег в постыдной неге —
Квадригу я остановил в разбеге,
Не выпустил вожжей, не вскрикнул, не упал!
Отвергнутой любви не гнал меня призрак,
Не жаждал я вкусить забвенье,
Нет! Вольный, я избрал уединенье
И для него бежал мирских и шумных благ!
Не мнил, — о, детского мечтания краса! —
Я голоса внимать созвучные природы —
Песнь ярости, что грозно воют воды,
Песнь древней мощи, что поют леса!
Нет! Я один. Быть может, я счастлив,
Постигнув счастия и скорби невозможность.
На берегу пустом живу я, молчалив,
И скукою целю души моей тревожность.
