— Ваше Императорское Высочество! — начал он. — Это опять тот старик Нищий! Может быть, спустить на него собак?
— Приведите его сюда! — приказал Император.
Лорд-Канцлер не мог поверить своим ушам:
— Как? Сюда, Ваше Императорское Величество? Правильно ли я вас понял?…
— Приведите его сюда! — загремел Император.
Лорд-Канцлер опрометью бросился в дальний конец зала, и спустя минуту толпа расступилась, и в Банкетный Зал вошел старик Нищий. Он и впрямь выглядел довольно странно: лохмотья, едва прикрывавшие его тело, были покрыты дорожной грязью, а седые волосы и длинная борода пребывали в диком беспорядке и торчали клочьями. Тем не менее он шел выпрямившись и подняв голову, как человек, привыкший повелевать, и, что самое странное, рядом с ним шагали Сильвия и Бруно. Они держали его за руки и не сводили с него глаз, полных самой нежной любви.
Присутствующие просто умирали от нетерпения увидеть, как поступит Император с дерзким пришлецом. Скорее всего, спустит с лестницы, и дело с концом! Но все вышло совсем иначе. К крайнему изумлению гостей, Император при приближении нищего преклонил колени и, опустив голову, пробормотал:
— Прости нас!
— Простите нас! — подхватила Императрица, плюхнувшись на колени подле своего мужа.
Изгнанник улыбнулся:
— Встаньте! — сказал он. — Я вас прощаю!
Тут гости заметили удивительное превращение, происшедшее с нищим, как только он произнес эти слова. То, что показалось им грязными лохмотьями и клочьями, оказалось поистине королевским одеянием, расшитым золотом и усыпанным драгоценными камнями. Все тотчас узнали Нищего и низко поклонились Старшему Брату, законному Правителю. Да, это был он!
— Брат мой! Сестра моя! — заговорил Правитель своим твердым голосом, раздававшимся эхом во всех концах зала. — Я пришел не затем, чтобы нарушить ваш покой. Оставайся Императором и правь с истинной мудростью. А я провозглашен Королем Эльфландии. Завтра я возвращаюсь туда и не возьму с собой отсюда ничего и никого, кроме… кроме… — Тут его голос задрожал, и он, не говоря ни слова, нежно погладил по головке двух припавших к нему малышей.
Через миг он справился с волнением и жестом велел Императору вернуться на прежнее место за столом. Вся компания расселась опять, и Король Эльфов сел между своими возлюбленными чадами. Лорд-Канцлер опять поднялся, чтобы предложить следующий тост.
— Наш следующий тост — за героя дня! Ба, да его здесь нет! — заметил он в крайнем смущении.
Подумать только! О герое дня — принце Уггуге — никто и не вспомнил!
— Надеюсь, ему хоть сообщили о Банкете? — грозно спросил Император.
— О, несомненно! — отвечал Лорд-Канцлер. — Это входит в обязанности Хранителя Золотого Жезла.
— Хранитель Золотого Жезла! Подойдите! — приказал Император.
Хранитель Золотого Жезла покорно подошел.
— Я сообщил обо всем Его Императорской Тучности, — с дрожью в голосе поведал трепещущий придворный. — Я сказал ему, что намечается лекция и банкет…
— И что же он? — поинтересовался Император; но бедный чиновник почти утратил дар речи.
— Его Императорская Тучность всемилостивейше изволили нахмуриться. Его Императорская Тучность всемилостивейше изволили смазать меня по уху. Его Императорская Тучность всемилостивейше изволили сказать: «Мне до этого нет дела!»
— О, Нет-Дела плохо кончил, — шепнула братику Сильвия. — Я не вполне уверена, но, насколько я помню, его повесили.
Профессор краем уха услышал ее.
— Это было следствием ошибки, — внушительно заметил он, — их просто перепутали.
Дети с недоумением поглядели на него.
— Если позволите, я все объясню. Нет-Дела и Есть-Дело были братья-близнецы. Так вот, Есть-Дело убил бедную Кошечку. А хозяева по ошибке схватили Нет-Дела и повесили его вместо брата. Вот Есть-Дело и уцелел и жив до сих пор. Он вечно озабочен и очень грустит без брата. Вот почему говорится: «Не работа старит, а забота».
— Огромное вам спасибо! — искренне вздохнула Сильвия. — Это удивительно интересно. Вы разъяснили нам все-все-вce!
— Ну, не совсем все, — скромно отозвался Профессор. — Тут есть еще две-три научные проблемы…
— А каково ваше впечатление от Его Императорской Тучности? — обратился Император к Хранителю Золотого Жезла.
— Мне показалось, что Его Императорская Тучность стали более…
— Более что?
Присутствующие жадно ловили каждое слово.
— Более КОЛЮЧИМ!
— Да пошлите же за ним, в конце концов! — воскликнул Император. Хранитель Золотого Жезла пулей вылетел из зала. А Король Эльфландии только покачал головой.
— Бесполезно, бесполезно! — пробормотал он про себя. — Нет любви — ничего не будет!
Через несколько мгновений Хранитель Золотого Жезла, бледный, дрожа всем телом, медленно вернулся и приблизился к Императору.
— Ну что? — поинтересовался тот. — Почему Принц не явился сам, а?
— Трудно сказать, — заметил Профессор. — Его Императорская Тучность, вне всякого сомнения, чем-нибудь занят.
Бруно недоумевающе поглядел на своего почтенного друга:
— Занят? А что означает это слово?
Но Профессор не обратил на этот вопрос ни малейшего внимания. Он с нетерпением ждал, что же ответит бедный Хранитель.
— Прошу прощения, Ваше Высочество! Его Императорская Тучность… — Больше он не произнес ни единого слова.
Императрица от волнения едва не упала в обморок.
— Пойдем к нему! — воскликнула она.
И все присутствующие ринулись к двери. Бруно тоже соскочил было со своего кресла.
— Может, и нам тоже пойти? — с нетерпением спросил он. Но Король не расслышал вопроса, потому что в этот момент с ним как раз разговаривал Профессор.
— Дико занят, Ваше Величество! — повторил он. — Вот что с ним, и ничего больше!
— А можно мы тоже сбегаем посмотреть? — повторил Бруно. Король милостиво кивнул, и дети стремглав выбежали из зала.
Спустя несколько минут они вернулись; вид у них был задумчивый.
— Ну как? — спросил Король. — Что там такое с Принцем?
— Он… ну, как его… — обратился Бруно к Профессору. — Ну, то трудное слово, помните?. — И он взглянул на Сильвию, словно прося о помощи.
— Дикобразик, — подсказала девочка.
— Нет-нет-нет! — поправил ее Профессор. — Ты хочешь сказать — «дико занят»!
— Нет, именно дикобразик, — настаивала Сильвия. — Для этого другого слова и не подберешь. Пойдемте с нами, сами все увидите. В доме полная неразбериха. («И на всякий случай захватите подзорную трубку!» — посоветовал Бруно.)
Мы поспешно выбежали из зала и следом за детьми поднялись наверх. Собственно говоря, меня попросту не заметили, но я ничуть не удивился этому, ибо давно понял, что я бываю совершенно невидимым для всех окружающих, кроме Сильвии и Бруно.
По галерее, которая вела в апартаменты Принца, сновала взад-вперед взволнованная толпа придворных; слышался неумолчный гомон, напоминающий вавилонское смешение языков. К двери плечами припали трое сильных царедворцев, напрасно пытаясь затворить ее — потому что изнутри ее уже приоткрыло какое-то крупное животное с ужасно страшной головой, дикими глазами, оскаленными кривыми зубами. Голос его напоминал странную смесь — тут и рычание льва, и мычание буйвола, и резкие крики громадного попугая.
— По голосу трудно судить, что это! — взволнованно воскликнул Профессор. — Ну, что там? — крикнул он, обращаясь к придворным, державшим дверь.
И общий хор голосов тотчас ответил ему: «Дикобраз! Принц Уггуг внезапно превратился в Дикобраза!»
— О, да это новый экземпляр! — с удовлетворенным видом заметил Профессор. — Прошу вас, пропустите меня. Его необходимо осмотреть и дать ему название!
Но силачи у двери оттолкнули его.
— Осмотреть его, как же! Вы что, хотите, чтобы он сожрал вас? — завопили они.
— Перестаньте вы с вашим экземпляром, Профессор! — крикнул Император, пробираясь через толпу. — Лучше скажите, где нам теперь держать его, а?
— В огромной клетке, разумеется! — важно отвечал тот. — Принесите самую большую клетку, — обратился он к придворным, — с прочными стальными прутьями и подъемной решеткой наподобие дверцы мышеловки! Надеюсь, у вас найдется для него подходящая клетка?
По правде сказать, никто толком не знал, что такое подходящая клетка, но ее тотчас принесли; по курьезному совпадению она как раз стояла в галерее.
— Подвиньте ее к двери и поднимите решетку! Это приказание было мигом исполнено.
— А теперь давайте покрывала! — закричал Профессор. — О, это самый интересный опыт!
Поблизости случайно оказалась стопка покрывал, и не успел Профессор и слова молвить, как придворные тотчас расправили их и натянули на манер штор. Профессор поспешно велел скрепить их двумя рядами, оставив между ними узкий проход, ведущий в клетку. Все было готово.
— А теперь открывайте дверь! — Впрочем, открывать ее не пришлось: трое силачей едва успели посторониться, как ужасное чудище настежь распахнуло дверь и с диким воем, напоминающим рев паровой машины, ринулось в клетку.
— Скорей! Опускайте решетку! — Но торопить было незачем; все и так было сделано в мгновение ока, и окружающие с облегчением перевели дух, увидев, что Дикобраз заметался по клетке.
Профессор, потирая руки, радовался как ребенок.
— Опыт прошел успешно! — объявил он. — Теперь остается только кормить его три раза в день тертой морковью и…
— Ну, о корме для него поговорим потом! — прервал его Император. — А пока давайте продолжим Банкет. Брат, не угодно ли вам возглавить процессию?
И Король, держа за руки детей, направился в Банкетный Зал.
— Видишь, какая участь ждет тех, кто никого не любит! — обратился он к Бруно, когда они вернулись в зал. На что малыш тотчас ответил:
— Я всегда любил Сильвию и никогда не был таким колючим, как он!
— Да, он колючий, верно, — отозвался Профессор, услышавший последние слова, — но мы не должны забывать, что, несмотря на все свое дикобразие, он остается особой монаршей крови. Когда пир кончится, я обязательно отнесу Принцу Уггугу небольшой подарок — просто чтобы хоть немного утешить его. Сами понимаете, жить в клетке не сахар.
— И что же вы подарите ему на день рождения? — поинтересовался Бруно.
— Тарелку тертой моркови, — отвечал Профессор. — Когда дело касается подарков ко дню рождения, то тут мой девиз — дешевизна! Я прикинул, что экономлю примерно сорок фунтов в год, преподнося… о боже, опять эта проклятая боль!
— Что с вами? — испуганно спросила Сильвия.
— Мой старый враг! — отозвался Профессор. — Люмбаго, ревматизм… что-то в этом роде. Пожалуй, я хотел бы немного прилечь. — С этими словами он покинул зал.
Дети проводили его взглядом, исполненным сострадания.
— Скоро ему станет лучше! — мягко заметил Король Эльфов. — Брат мой! — обернулся он к Императору. — Сегодня вечером я хотел бы договориться с тобой об одном деле. Пусть Императрица присмотрит за детьми.
И братья, взявшись за руки, вышли из зала.
Императрица застала детей в весьма грустном расположении духа. От них невозможно было добиться ничего, кроме «ах, наш дорогой Профессор!» да «как жаль, что ему так больно». Наконец Императрица не выдержала и сама предложила им:
— Пойдемте навестим его!
Дети с радостью ухватились за эту мысль, взяли Императрицу за руки, и мы все вместе отправились в кабинет Профессора, где и обнаружили его. Бедняга лежал на диване, укрывшись пледом, и читал небольшую рукописную книжку.
— Примечания к Третьему Тому! — пробормотал он, увидев нас. На столике возле дивана лежала та самая книга, которую он разыскивал, когда я впервые увидел его.
— Как вы себя чувствуете, Профессор? — спросила Императрица, наклоняясь над страдальцем.
Профессор, грустно улыбнувшись, взглянул на нее.
— Как всегда, преданным Вашему Императорскому Высочеству! — слабым голосом отвечал он. — Я весь до последней клетки, за исключением люмбаго, — воплощенная Верноподданность!
— Ах, нежная душенька! — со слезами на глазах воскликнула Императрица. — Право, такие нежные признания нечасто можно услышать, даже в День святого Валентина!
— Мы непременно поедем с вами к морю, — нежно проговорила Сильвия. — Там вам обязательно станет лучше! И к тому же там море — оно такое грандиозное!
— А гора еще грандиознее! — заметил Бруно.
— Ну, что там грандиозного в море? — возразил Профессор. — Его ведь можно налить в чашку, как чай «Гранд»!
— Не все, а лишь капельку, — поправила его Сильвия.
— Значит, чтобы вычерпать его, потребуется определенное число чайных чашек, и все! В чем же тогда его грандиозность? А что касается горы — ее можно раздробить и за несколько лет вывезти на обыкновенной тачке!
— Да, это не слишком грандиозно — какие-то обломки, да еще в тачке, — заметила Сильвия.
— Зато если их опять сложить вместе… — начал Бруно.
— Когда вы подрастете, — вмешался Профессор, — вы узнаете, что обломки горы не так-то просто сложить вместе! Ну, ничего! Поживешь — научишься!
— А без этого никак нельзя обойтись? — спросил малыш. — Нельзя ли устроить так, чтобы я жил-поживал, а Сильвия училась, а?
— Но как же я буду учиться, если не буду жить? — удивилась Сильвия.
— Я же живу, хоть не учусь, и ничего! — возразил Бруно. — Попробуй и ты как я!
— Я имел в виду, — начал совсем было растерявшийся Профессор, — что сейчас вы знаете еще далеко не все.
— Нет, я знаю все, что знаю! — стоял на своем малыш. — А знаю я много всякой всячины! Словом, все-все-все — не считая того, чего я не знаю. Зато Сильвия знает все остальное.
Профессор вздохнул, но не стал спорить:
— А вы знаете, что такое Буджум?
— Я знаю! — воскликнул Бруно. — Это такая штуковина, которая оставляет людей без сапог.
— Он хотел сказать «машинка для снимания сапог», — шепотом пояснила Сильвия.
— Но ведь людей нельзя оставлять без сапог, — мягко возразил Профессор.
Бруно весело улыбнулся:
— Можно, еще как можно! Если, конечно, сапоги сидят не слишком тесно!
— Так вот, давным-давно жил-был Буджум… — начал было Профессор, но внезапно умолк. — Увы, я забыл конец этой басни, — проговорил он. — Там была весьма важная мораль… Но боюсь, что я забыл и ее тоже.
— Тогда давайте я расскажу вам басню! — поспешно затараторил Бруно. — Жили-были Саранча, Сорока и Машинист. А мораль заключается в том, что надо раньше вставать….
— Ну, так не интересно! — заметила Сильвия. — Зачем же ты торопишься рассказать мораль?
— И когда же ты сочинил эту басню? — полюбопытствовал Профессор. — На прошлой неделе?
— Нетушки! — отвечал Бруно. — Гораздо позже. Угадай!
— Я не умею угадывать, — признался Профессор. — Скажи, когда именно?
— Да я еще не сочинил ее! — с торжеством воскликнул Бруно. — Зато я сочинил другую, очень славную! Хотите расскажу?
— Если ты только досочинил ее, — заметила Сильвия. — А мораль у нее будет «надо попробовать опять».
— А вот и нет! — решительно возразил малыш. — Мораль у нее — «больше не надо пробовать»! Так вот. Жил-был фарфоровый человечек, стоявший на дымоходе над камином. Он все стоял, и стоял, и стоял. И вот однажды он взял да и упал и ни капельки не разбился. И тогда он решил попробовать упасть опять. И он опять шлепнулся с дымохода и разбился на мелкие кусочки, так что его невозможно было склеить.
— Но как же он взобрался обратно на дымоход после того, как упал в первый раз? — поинтересовалась Императрица. (Это был первый здравый вопрос, который она задала за всю свою жизнь.)
— Я поставил его туда! — воскликнул Бруно.
— Тогда, боюсь, тебе известно кое-что и о том, почему он упал опять, — заметил Профессор. — А может, ты его и толкнул, а?
На что Бруно вполне серьезно отвечал:
— Разве что самую капельку — это ведь был такой замечательный фарфоровый человечек, — поспешно добавил он; малышу явно хотелось сменить тему.
— Ну, дети, пойдем! — позвал Король Эльфов, входя в кабинет. — Нам еще надо обо всем поговорить, а потом вам пора ложиться спать. — И с этими словами он увел было их, но, дойдя до двери, они обернулись и подбежали к Профессору, чтобы пожелать ему доброй ночи.
— Спокойной ночи, Профессор! Спите спокойно! — Бруно важно обменялся рукопожатиями с пожилым джентльменом, а Сильвия, наклонившись, поцеловала его в лоб.
— Доброй ночи, малютки! — отвечал Профессор. — А теперь ступайте к себе, чтобы поразмышлять о чем-нибудь. Я и сам ужасно люблю веселую компанию, но — кроме тех случаев, когда необходимо поразмышлять над какой-нибудь трудной темой. Что касается меня, — пробормотал он сонным голосом, когда мы вышли из кабинета, — что касается меня, то все время, пока я не болтаю с гостями, я размышляю над чем-нибудь.
— Что он говорит, Бруно? — поинтересовалась Сильвия, когда мы отошли подальше от дверей кабинета.
— Мне кажется, он сказал: «Все время, пока я не болею костями, я страдаю ревматизмом». — Что это там за стук?
Сильвия остановилась и испуганно прислушалась. Мы услышали звуки, похожие на сильный стук в дверь.
— Надеюсь, это не Дикобраз вырвался из клетки, а? — воскликнула она.
— Пошли скорей! — испугался Бруно. — Нечего нам здесь дожидаться!