— Сед как сед, — последовал удивленный ответ. — А теперь, Бруно, я расскажу тебе сказку.
— А я тоже расскажу тебе сказку, — поспешно отвечал Бруно, боясь, что Сильвия, как всегда, помешает ему. — Жила-была Мышка, маленькая, совсем крохотная Мышка, маленькая-премаленькая! Ты никогда не видели такой малюсенькой Мышки…
— И что же, с ней ничего не произошло? — спросил я. — Выходит, тебе просто нечего рассказать о ней, кроме того, что она совсем крохотная?
— Так и есть. С ней никогда ничего не случалось, — подтвердил Бруно.
— И почему же с ней ничего не случалось? — спросила Сильвия, сидевшая возле него, положив головку на плечо братика и терпеливо дожидаясь своей очереди.
— Потому что она была совсем малюсенькая, — пояснил Бруно.
— Ну, это ничего не значит! — заявил я. — Какой бы крошечной она ни была, с ней вполне могло произойти что угодно.
Бруно задумался и озадаченно поглядел на меня.
— Она была такой малюсенькой, — повторил он. — И если бы с ней что-то случилось, она бы тотчас умерла: она ведь совсем крошечная!
— Ну, хватит повторять, что она крошечная! — вмешалась Сильвия. — Значит, ты ничего больше не придумал?
— Больше ничего.
— Ну, тогда закончишь сказку, когда придумаешь ее продолжение! А теперь посиди тихо, как хороший мальчик, и послушай мою историю.
И малыш, истратив весь свой творческий запас на неудачную историю, мирно сел рядом и весь обратился в слух.
— Расскажи, пожалуйста, о другом Бруно, — попросил он.
Сильвия обняла его за шею и начала:
— Ветер шелестел в ветвях и что-то нашептывал деревьям… («Фу, какие дурные манеры!» — прервал ее Бруно. «При чем тут манеры?» — возразила Сильвия.) Был вечер, тихий лунный вечер. В лесу кричали Совы…
— Пожалуйста, только не Совы! — воскликнул Бруно, хлопая пухлой ладошкой по щечкам. — Я ужасно не люблю Сов. У них такие огромные глазищи. Пусть это лучше будут Цыплята, а?
— Ты что же, Бруно, боишься их огромных глаз? — спросил я.
— Ничего я не боюсь! — храбро, беззаботным тоном отвечал малыш. — Просто они очень страшные и противные. Если они заплачут, то слезы у них, наверное, будут величиной… величиной с Луну! — И он весело рассмеялся. — А как вы думаете, господин сэр, Совы могут плакать?
— Нет, малыш, Совы никогда не плачут, — заверил я, пытаясь подладиться под беззаботный тон Бруно. — Понимаешь, им просто-напросто не о чем жалеть.
— А вот и плачут! — возразил Бруно. — Еще как плачут, особенно если им случается поймать малюсенькую мышку!
— Но когда они голодны, они, надеюсь, не плачут?
— Э, да ты ничего не знаете о Совах! — язвительно заметил Бруно. — Когда они голодны, они очень-преочень жалеют, что погубили бедных мышек, потому что, если бы у них было на ужин что-нибудь другое, им не пришлось бы убивать малышек!
Бруно, очевидно, охватило тревожно-мечтательное настроение, и Сильвия поспешила вмешаться:
— Так вот, слушайте, что было дальше. Совы, то есть, я хотела сказать, Цыплята, искали себе на ужин вкусную жирненькую Мышку…
— Лучше бы они искали ‘айца! — вмешался Бруно.
— Зачем им яйца? Еще разобьют, — возразила Сильвия. — Нет, они искали именно Мышку!
— Я не сказал «яйца», не слышишь, что ли! — сердитым тоном возразил малыш. — Я сказал ‘айца, который живет в поле!
— Ах, зайца? Ладно, если тебе хочется, пусть будет Заяц. Но больше не вмешивайся в мой рассказ. Подумай сам, Цыплята ведь не едят Зайцев!
— Может, они просто хотели попробовать, не удастся ли им скушать его.
— Цыплята? Попробовать скушать Зайца? Какую чепуху ты говоришь, Бруно! Нет, пускай уж лучше будут Совы.
— Но только при условии, что у них не будет таких огромных глазищ!
— Так вот. Летели Совы, летели — и увидели маленького Мальчика, — продолжала Сильвия, решив не обращать внимания на реплики братика. — А он попросил их рассказать ему сказку. А Совы только вскрикнули и улетели прочь… («Нельзя сказать „улетели“, — прошептал Бруно. — Правильно будет „улетнули“». Но Сильвия пропустила это замечание мимо ушей.) А Мальчику встретился Лев. И он попросил Льва рассказать ему сказку. А Лев сказал: «Хорошо, расскажу». И пока Лев рассказывал ему сказку, он обгрыз у Мальчика голову…
— Не говори «обгрыз»! — воскликнул Бруно. — Обгрызть можно только какие-нибудь мелкие вещицы с острыми краями, а голова ведь…
— Ну ладно, пусть будет «отгрыз», — отвечала Сильвия. — И когда он отгрыз Мальчику всю голову, тот убежал и даже спасибо не сказал!
— Фу, как грубо! — отвечал Бруно. — Если он не мог говорить, то мог хотя бы кивнуть. Ах да, кивнуть ему тоже было нечем… Ну, тогда он мог бы обменяться со Львом рукопожатиями!
— Ах да, чуть было не забыла! — воскликнула Сильвия. — Он и в самом деле вскоре вернулся, пожал Льву руку, то бишь лапу, и поблагодарил его за замечательную сказку.
— И тогда у него опять выросла голова? — спросил Бруно.
— Да, в тот же миг. А Лев попросил у него прощения и обещал, что никогда больше не будет ничего отгрызать у маленьких мальчиков — никогда-никогда!
Бруно был предоволен таким оборотом событий:
— Ах, какая замечательная сказка! — воскликнул он. — Правда, замечательная, господин сэр?
— Очень-очень, — отвечал я. — Я не прочь был бы послушать и другую сказку об этом Мальчике.
— Я тоже, — отозвался Бруно, гладя Сильвию ладошкой по щеке. — Ну пожалуйста, расскажи сказку про Пикник Бруно, но только не надо никаких кусачих Львов!
— Не буду, если ты боишься, — отвечала девочка.
— Боюсь? Я?! — обиженно воскликнул Бруно. — Не в этом дело! Просто «отгрызть» — это такое жуткое слово! Если один человек рассказывает сказку, а другой слушает, положив голову ему на плечо — вот так, — обратился он ко мне, — то сказка проползает по обеим щекам, по подбородку и… и ужасно щекочется! От этого даже борода может вырасти, вот как щекотно!
Он проговорил это вполне серьезным тоном, но все же явно хотел подшутить над нами, и Сильвия тотчас рассмеялась своим нежным, мелодичным смехом, уткнувшись подбородком в пушистые, вьющиеся кудри брата, словно это была не голова, а подушка, и продолжала:
— Так вот. Один Мальчик…
— Это не я, честное слово! — прервал ее Бруно. — И лучше не пытайтесь узнать, господин сэр, кто это был!
Я поклонился и обещал, что не буду.
— Это был вполне хороший мальчик…
— Нет, очень хороший! — поправил ее Бруно. — Он никогда не делал того, что ему велели…
— Хорошие мальчики так не поступают! — заметила Сильвия.
— Нет, именно так они и поступают! — настаивал Бруно. Сильвия сделала паузу.
— Ну хорошо, это был очень хороший Мальчик; он умел держать слово, и у него был огромный-преогромный буфет…
— …чтобы было где держать слова! — воскликнул Бруно.
— Если он всегда держал слово, — наставительным тоном заметила Сильвия, — значит, он не похож на одного из моих знакомых!
— Ну, тогда он наверняка солил все свои слова, — возразил Бруно, — чтобы они не испортились. А на второй полке он держал свой день рождения.
— И сколько же он держал его? — удивленно спросил я. — Признаться, мне никогда не удавалось продержать свой день рождения больше двадцати четырех часов.
— День рождения держался сам собой! — воскликнул Бруно. — Неужели ты не знаете, как это делается?! Так вот, Мальчик держал его целый год!
— А там наступал следующий день рождения, — подхватила Сильвия. — Можно сказать, что у него всегда был день рождения.
— Так оно и было, — подтвердил Бруно. — А ты устраиваете праздник на твой день рождения, господин сэр?
— Иногда, — отозвался я.
— Когда вы хорошо себя ведете, верно?
— Разве это не одно и то же — устраивать праздник и хорошо вести себя? — удивился я.
— Вовсе не одно и то же! — возразил Бруно. — Хорошо себя вести — это просто мучение!
— Что ты, Бруно! — с легкой досадой прервала его Сильвия. — Что ты говоришь!
— Мучение и наказание, — стоял на своем малыш. — Сами посудите, господин сэр! Вести себя хорошо — это вот что такое! — С этими словами он сел, выпрямившись по струнке, и изобразил на лице какую-то каменную гримасу. — «Прежде всего сядь прямо как штуки…»
— …как штык, — поправила его Сильвия.
— …как штуки, — заупрямился Бруно. — «Потом сложи руки — вот так». Что еще? «Почему ты такой непричесанный? Ступай и причешись!» Потом… «Ах, Бруно, не смей рвать маргаритки!» Знаете, господин сэр, как здорово учиться, когда у тебя в руках — маргаритки?
— Я хотел бы послушать про день рождения Мальчика, — возразил я.
Бруно мигом вернулся к рассказу:
— Так вот, Мальчик сказал: «Сегодня у меня день рождения!» И… и… я устал! — неожиданно заявил он, положив головку на плечо Сильвии. — Сильвия знает эту историю лучше меня. Она ведь старше. Продолжай, Сильвия!
Девочка с готовностью подхватила нить истории:
— Да-да, он сказал: «Сегодня у меня день рождения. Как бы мне получше его отметить?» Все хорошие мальчики… (с этими словами Сильвия отвернулась от братика и сделала вид, что шепчет мне) …все хорошие мальчики учат уроки только на отлично и обязательно отмечают свой день рождения. Вот и этот Мальчик решил отметить свой.
— Если хочешь, можешь называть его Бруно, — беззаботно предложил малыш. — Это не я, а другой Бруно; но так будет интереснее.
— Так вот. Бруно сказал: «Самое интересное — это устроить пикник для себя одного на вершине холма. Я возьму с собой молока, хлеба и яблок, но самое главное — я хочу молока!» И Бруно взял ведерко для молока…
— И отправился молочить Корову! — подсказал Бруно.
— Доить, — с улыбкой поправила его Сильвия. — А Корова сказала: «Му-у-у-у-у! Что ты собираешься делать с моим молоком?» А Бруно отвечал: «Я хотел бы захватить его на пикник, если вы не против». А Корова отвечала: «М-м-м-у-у-у! А ты не будешь кипятить его?» «Нет, ни за что! — воскликнул Бруно. — И не подумаю! Парное молоко ведь такое вкусное и теплое! Зачем же его кипятить.»
— Корова не хотела, чтобы молоко кипятили! — пояснил Бруно.
— Слушайте дальше. Бруно налил молока в бутылку и сказал: «А еще я хочу хлеба!» И он отправился к Печке и взял свежий каравай. А Печка…
— …каравай был такой пышный и мягкий! — нетерпеливо вставил Бруно. — Ах, Сильвия, зачем ты пропускаешь такие важные подробности!
Сильвия послушно кивнула.
— …свежий каравай, такой пышный и мягкий! А Печка сказала… — Тут Сильвия сделала долгую паузу. — По правде сказать, я и сама не знаю, что подумала Печка и что она сказала!
Дети вопросительно поглядели на меня, но я ничем не смог им помочь:
— Знаете, я тоже не знаю! Я никогда не слышал, что говорит Печка!
Мы помолчали минуту-другую, а затем Бруно негромко заметил:
— Печка начинается с буквы «п»…
— Умница ты мой! — подхватила Сильвия. — Он попал в самую точку. О, он и сам не догадывается, какой же он умница! — добавила она, обернувшись ко мне. — Так вот, Печка сказала: «Пуфф! Зачем тебе понадобился хлеб?» А Бруно спросил: «Скажите, пожалуйста, Печка — это „сэр“ или „миссис“?» — Сильвия тоже вопросительно поглядела на меня.
— Я думаю, и то и другое, — на всякий случай отвечал я.
Сильвия тотчас подхватила и продолжала:
— И Бруно сказал: «Видите ли, сэрмиссис Печка, я хочу взять хлеба с собой на пикник». А Печка в ответ: «Пуфф! А ты не будешь поджаривать его на огне, а?» А Бруно отвечал: «Ни за что! Хлеб ведь такой пышный и мягкий, его просто незачем поджаривать!»
— Печка не любит, когда хлеб жарят, — пояснил Бруно. — Сильвия, ты опять спешишь и пропускаешь самое важное!
— И тогда Бруно положил хлеб в корзинку и сказал: «А теперь мне хочется яблок!» И он взял корзинку, и отправился к Яблоне, и сорвал несколько самых красивых яблок. И Яблоня сказала… — Тут опять воцарилось долгое молчание.
Бруно принялся ручонкой тереть лоб, а Сильвия, подняв глаза, поглядела на небо, словно ожидая подсказки от птиц, весело щебетавших на ветвях у нее над головой. Увы, птицы не смогли ей помочь.
— С чего обычно начинает Яблоня, когда собирается что-то сказать? — в отчаянии прошептала Сильвия, обращаясь к птичкам.
Наконец я не выдержал и, воспользовавшись приемом Бруно, заметил:
— Яблоня — это ведь дерево, не так ли? Ас какой буквы начинается слово «дерево», а?
— Поняла! Какой вы умный! — радостно воскликнула Сильвия. Бруно вскочил на ноги и погладил меня по голове. Я с трудом удержался, чтобы не заважничать.
— Так вот. Яблоня сказала: «Да-да! И зачем тебе понадобились мои яблоки?» А Бруно в ответ: «Видите ли, миссис, я возьму их с собой на пикник». А Яблоня отвечала: «Да-да! Но ты, надеюсь, не будешь печь их на углях?» А Бруно отвечал: «И не собираюсь! Яблоки такие сочные и сладкие, зачем же их жарить?»
— Яблони не любят… — начал было Бруно, но Сильвия опередила братика, не дав ему договорить:
— …тех, кто любит печь яблоки. И Бруно положил яблоки в корзину вместе с хлебом и бутылочкой молока и отправился на пикник, туда, на вершину холма. Отправился совсем один…
— Понимаете, хоть он и устроил пикник для одного себя, он вовсе не был жадиной, — пояснил Бруно, тронув меня за щеку, чтобы привлечь мое внимание. — Просто у него не было ни братиков, ни сестричек.
— Это, наверное, очень грустно, если у тебя нет сестры, верно? — спросил я.
— Даже не знаю, — задумчиво отвечал Бруно. — Зато ему никто не задает уроков. Думаю, он не слишком огорчался.
Тем временем Сильвия продолжала:
— И пошел он по дороге, и услышал позади себя какой-то странный шум. Тум! Тум! Тум! «Что бы это могло быть?» — подумал Бруно. «А, понял! — воскликнул он. — Это всего-навсего тикают мои часы!»
— А его часы могли тикать? — спросил Бруно. Его глазки так и светились счастьем.
— Вне всякого сомнения! — отвечал я. И Бруно весело засмеялся.
— И тогда Бруно опять задумался. И сказал: «Нет! Это не часы тикают, потому что у меня нет никаких часов!»
Бруно с любопытством поглядел на меня: ему ужасно хотелось видеть, как я приму это. Я же свесил голову набок и принялся посасывать палец — к вящему удовольствию малыша.
— И Бруно шел и шел по дороге. И опять услышал этот непонятный звук. Тум! Тум! Тум! «Я понял! — сказал Бруно. — Это всего-навсего Плотник; он чинит мою тачку!»
— А Плотник может починить его тачку? — обратился ко мне Бруно.
Я покосился на него и тоном полнейшей уверенности отвечал:
— Вполне!
Бруно обнял Сильвию за шею.
— Слышишь, Сильвия! — едва слышно прошептал он. — Он говорит «Вполне!»
— И тогда Бруно опять задумался и сказал: «Нет! Это не то! Никакой это не Плотник, и он вовсе не чинит мою тачку, потому что ее у меня нет!»
На этот раз я закрыл лицо руками, чтобы не видеть торжествующей улыбки мальчишки.
— И Бруно отправился дальше. И опять услышал этот непонятный шум. Тум! Тум! Тум! И поглядел по сторонам, чтобы понять, что же это такое. И увидел, что это — громадный Лев!
— Просто огромный Лев, — подсказал Бруно.
— Просто огромный Лев. И Бруно испугался и бросился…
— Ничего подобно! Он ни капельки не испугался! — поспешно прервал ее Бруно. (Он, как видно, весьма дорожил репутацией своего тезки.) — Просто он отбежал подальше, чтобы хорошенько рассмотреть Льва. Ему хотелось знать, не тот ли это Лев, который отгрызает головы мальчикам. А еще — так ли уж он огромен!
— Так вот, он отбежал подальше, чтобы хорошенько рассмотреть Льва. А Лев благородным голосом позвал его: «Эй, малыш, куда же ты? Не бойся! Я почтенный старый Лев и больше не кусаю маленьких мальчиков, как бывало прежде!» А Бруно спросил его: «Честное слово, сэр? Чем же вы тогда питаетесь?» И Лев…
— Видите, Бруно ни капельки не испугался! — заметил малыш, опять погладив меня по щеке. — Он ведь не забыл назвать его «сэр».
Я согласился, что слово «сэр» — самый важный показатель того, испугался человек или нет.
— А Лев отвечал: «Ах, я кушаю хлеб с маслом, и вишни, и мармелад, и сливовый кекс…»
— …и яблоки! — подсказал Бруно.
— Да-да, и яблоки! А Бруно предложил: «Не угодно ли вам пожаловать ко мне на пикник?» А Лев отвечал: «С радостью! Мне это очень нравится!» И Бруно со Львом пошли вместе. — Сказав это, Сильвия опять умолкла.
— И что же, это все? — разочарованно спросил я.
— Не совсем, — смущенно отозвалась Сильвия. — Остались еще одна-две фразы. Правда, Бруно?
— Да, — с готовностью подтвердил малыш. — Одна-две, не больше.
— Так вот, шли они, шли и наткнулись на забор. А за забором они увидели — кого бы вы думали? — маленького черного Ягненка! И Ягненок испугался их и убежал…
— Он и в самом деле испугался! — подтвердил Бруно.
— И убежал. И Бруно бросился догонять его. «Ягненочек, а Ягненочек! — позвал он. — Не бойся! Лев добрый! Он никогда никого не трогает! Он кушает вишни, мармелад и…
— …и яблоки!» — вставил Бруно. — Вечно ты забываешь про яблоки!
— И Бруно сказал: «Не хочешь ли пойти со мной на пикник?» А Ягненок отвечал: «Я с радостью пойду с вами, если только Мама меня отпустит». И Бруно сказал: «Пойдем и спросим твою Маму!»
И они отправились к старой Овце. И Бруно сказал: «Пожалуйста, отпустите Ягненка ко мне на пикник!» И Овца отвечала: «Хорошо, пусть идет, если уже выучил уроки». И Ягненок отвечал: «Ах, мамочка! Я уже выучил все уроки».
— Готов поклясться, что ему вообще не задавали никаких уроков! — вздохнул Бруно.
— Нет, этого просто не может быть! — отозвалась Сильвия. — Как же без уроков? Так вот, старая Овца сказала: «Значит, ты знаешь и А, В, С? Или хотя бы А?» И Ягненок отвечал: «Да, мамочка! Я сбегал на поле А и помог им приготовиться!» — «Отлично, дитя мое! А, ты познакомился с В?» — «Да, мамочка! Я побывал возле улья В, и В дали мне немножко меда!» — «Прекрасно, малыш! А как насчет С?» — «Я сбегал к С и видел, как по С идут кораблики под парусами!» — «Ты у меня просто молодчина! Можешь сходить на пикник к Бруно!»
— И они отправились. Бруно шел в середине, поэтому Ягненок не мог видеть Льва…
— Он очень испугался, — пояснил Бруно.
— Да, и весь дрожал, и бледнел все больше и больше. И не успели они взобраться на вершину холма, как он стал совершенно белым — ну просто как снег!
— Зато Бруно ничуть не испугался! — заявил его храбрый тезка. — Потому-то он и остался таким же черным!
— Нет, он вовсе не остался черным! — засмеялась Сильвия. — Он стал розовым! Если бы ты был черным, я ни за что не поцеловала бы тебя!
— А вот и поцеловала бы! — упрямо заметил малыш. — К. тому же это совсем другой Бруно, ты же знаешь. Тот Бруно — это вовсе не я. Не говори чепухи, Сильвия!
— Ну ладно, ладно, не буду! — пообещала девочка. — И пока они шли, Лев сказал: «Хотите, я расскажу вам, как я играл, когда еще был маленьким львенком? Я прятался за деревьями и подстерегал маленьких мальчиков». (При этих словах Бруно вздрогнул и прижался к сестре.) «И если мне попадался какой-нибудь худой, костлявый мальчик, я его отпускал. А если пухленький и сочный…»
Бруно не в силах был вынести этого:
— Пожалуйста, только не пухленький, — дрожа всем телом, взмолился он.
— Не мешай, Бруно! — возразила Сильвия. — Я скоро закончу! «…пухленький и сочный, я тотчас выскакивал из засады и хватал его! О, вы и представить не можете, как это вкусно — кушать пухленьких мальчиков!» А Бруно попросил его: «Умоляю вас, сэр, не рассказывайте больше о том, как вы кушали мальчиков! Я весь дрожу от страха!»
Настоящий Бруно тоже дрожал — как видно, из чувства симпатии к герою.
— И Лев отвечал: «Хорошо-хорошо, я больше не буду! Лучше я расскажу, какое угощение было на моей свадьбе…»
— Эта часть мне нравится гораздо больше, — заявил Бруно, пытаясь разбудить меня.
— «Так вот, в день свадьбы мы устроили просто замечательный завтрак! На одном конце стола стоял огромный сливовый пирог, а на другом — чудесный жареный Ягненок! О, как жаль, что вы не знаете, какая это прелесть — румяный жареный Ягненок!» И тогда Ягненок тоже взмолился: «Прошу вас, сэр, не надо вспоминать о жареных ягнятах! Я ужасно боюсь!» И Лев отвечал: «Ну хорошо-хорошо! Больше не буду!»