— Как я уже говорил, — напомнил Другой Профессор, — я хотел бы прочесть Поэму, в которой говорится… ну, словом:
ПИТ И ПОЛ
«Ах, бедный Пит! Он мне как брат:
Ведь с ним давно уж дружим мы.
И хоть и сам я небогат,
Я все же дам ему взаймы.
Так редки в скаредный наш век
Добро и преданность друзьям.
Но я, как добрый человек,
ЕМУ ПОЛСОТНИ ФУНТОВ ДАМ!»
Как рад был Пит, когда узнал,
Что добрый Пол душой широк!
Как аккуратно написал
Расписку, что вернет все в срок!
— Давай с тобой без суеты
Мы договор составим наш.
Не надо мелочиться! Ты
Шестого мая долг отдашь.
— Но на дворе уже апрель! —
Вздохнул печально бедный Пит. —
Всего каких-то пять недель,
А время быстро пролетит!
Дай мне хоть годик, чтоб я мог
Разжиться, не считая дни!..
— Нет, я менять не стану срок:
Шестого мая долг верни.
— Ну что же! — Пит вздохнул опять. —
Давай мне деньги, да и в путь:
Хочу компанию создать,
Чтоб капитал тебе вернуть.
— Ты, старина, меня прости, —
Пол отвечает. — Мой совет:
Недельку-две уж подожди:
Пока свободных денег нет!
Так день за днем бедняга Пит
Ходил к нему, кляня беду,
Но Пол все так же говорит:
— Я сам их со дня на день жду.
Ну вот и кончился апрель,
Но все таким же был ответ,
Хоть пролетело пять недель:
«Пока свободных денег нет!»
Пришло шестое… Строгий Пол
С юристом к Питу постучал…
Расписку положив на стол,
Проговорил он: — Срок настал.
Пит вздрогнул, бросившись в тоске
Рвать волосы на голове,
И скоро на гнилой доске
Уже лежало пряди две.
Юрист, храня почтенный вид,
Стоит, незыблем, как закон.
И хоть слеза в глазах блестит,
В руке расписку держит он.
Но скоро он набрался сил:
— Закон не шутит! Посему, —
Решительно он заявил, —
Плати, не то пойдем в тюрьму!
— Как жаль мне, — Пол проговорил, —
Что этот горький день настал!
— Ах, Пит, ну что ты натворил!
Ведь Крезом все равно не стал!
Хоть кудри все ты вырвешь прочь —
Что проку в этом? Ну-ка, глянь!
Слезами горю не помочь:
Одумайся и перестань!
— А что могу поделать я:
Душа скорбит! — сказал бедняк. —
За что ты обобрал меня?
Друзья не поступают так!
Платить долги — не спорю я —
Мы все обязаны сполна:
Но все ж коммерция твоя
Бесчеловечна и грешна.
Мне чужд тот благородства пыл,
Что в некоторых я нашел!
(Пол скромно глазки опустил,
Задумчиво уставясь в пол.)
Коль заплачу полста монет —
Мне с голоду лежать в гробу.
— Ну, Пит, мужайся! — Пол в ответ. —
Держись, не сетуй на судьбу!
— Ты сыт, доволен и богат,
И всюду ждет тебя почет.
И твой цирюльник, говорят,
Тебе почасту кудри вьет.
Но благородства, как ушей,
Тебе, приятель, не видать:
Путь Чести прост и прям, ей-ей,
Но трудно по нему шагать!
— Да, жив пока, — ответил Пит, —
И всяким прочим не под стать,
Но парикмахер не спешит
Мне бакенбарды завивать.
Нет, я, приятель, небогат:
Уходит все по пустякам…
А раздобыть теперь деньжат
Ужасно трудно, знаешь сам!
— Плати же, только и всего!
Верни мне долг, бедняга Пит!
Что мне за дело до того,
Что вдрызг тебя он разорит?
Я тоже разорюсь, терпя
Из благородства! Посему,
За опоздание С ТЕБЯ
Я, ДРУГ, ПРОЦЕНТОВ НЕ ВОЗЬМУ!
— Какая милость! — Пит вскричал. —
Продам булавку я свою,
Рояль, на коем я играл,
Парик воскресный и — свинью!
Вещей он продал без числа
И из одежды кой-чего,
Со вздохом видя, что дела
Идут все хуже у него…
Недели мчались, год прошел;
Пит исхудал, как от чумы,
И вот однажды крикнул: — Пол!
Ты обещал мне дать взаймы!
— Дам как смогу я! — тот в ответ. —
Деньгами поделюсь с тобой.
Ах, Пит, тебя счастливей нет!
О, как завиден жребий твой!
А я, как видишь, толст и сыт,
Но это все — напрасный труд!
Ах, где мой прежний аппетит
И радость, что к столу зовут!
А ты как мальчик строен, брат,
И у тебя изящный вид!
Звонят к обеду — ты и рад,
Не жалуясь на аппетит!
Пит отвечал: — Да, знаю сам,
Что счастлива судьба моя:
Но я готов отдать друзьям
Все, чем богат безмерно я!
То, что зовешь ты «аппетит»,
На самом деле голод злой,
Когда ж еды и вкус забыт,
Звонок к столу звучит тоской!
В моих лохмотьях грач и тот
Не согласится щеголять:
А пятифунтовый банкнот
Вдохнул бы жизнь в меня опять!
Пол отвечал: — Ну ты даешь!
Меня аж оторопь берет!
Боюсь, ты сам не сознаешь
Тебе дарованных щедрот!
Тебе обжорство не грозит,
И живописен твой наряд,
А твой затылок не болит,
Что воры украдут твой клад.
Блюсти Довольство бытием
Непросто нам между людьми —
А в положении твоем
Удобней это, черт возьми!
А Пит в ответ: — Моей судьбе
С твоей равняться не дано,
Но все ж я нахожу в тебе
Несоответствие одно.
Уж сколько лет мне денег дать
Ты обещаешь, лишь дразня:
А сам с распиской подождать
На мне не хочешь ты и дня!
— Хоть от бумаг одна беда,
Без них не обойтись, ей-ей!
И с документами всегда
Я пунктуален, хоть убей!
Платить долги иль получать —
Я, право, это не пойму,
Но каждый вправе сам решать,
Когда удобнее ему!
Однажды бедный Пит сидел
И корку, как всегда, глодал.
Приятель Пол к нему влетел
И руку дружески пожал.
— Да, плохи у тебя дела, —
Заметил он. — Теперь опять
Могу сказать, пора пришла
На дверь юристу указать!
Ты, верно, помнишь, как в твой дом
Пришла беда, вошла нужда.
Смеялся люд над бедняком,
А я, о Пит мой, никогда.
Когда ж ты руки опустил,
Отчаявшись в земной борьбе,
Поверь, что я, по мере сил,
Питал симпатию к тебе!
Прими ж совет из первых рук,
Что дышит мудростью веков:
За все будь благодарен, друг,
И не страдай от пустяков.
Я следовал ему во всех
Своих делах, но — промолчу,
Поскольку похвальба есть грех,
А я хвалиться не хочу.
Смотри, как много наросло
Процентов мне за доброту!
Апреля первое число…
Я с детства заповеди чту!
Полсотни фунтов! Погоди!
И хоть мошна почти пуста,
Но сердце есть в моей груди:
Я ДАМ ТЕБЕ ЕЩЕ ПОЛСТА!
— Нет! — молвил Пит. — Из глаз его
Катились слезы в три ручья. —
Никто бы дара твоего
Не оценил бы так, как я.
Но я уже к дарам твоим
Давно привык за столько лет
И мне воспользоваться им
Ужасно неудобно. Нет!
— Ну вот, теперь вы поняли разницу между «удобно» и «неудобно»? Вам все ясно, не так ли? — добавил он, взглянув на Бруно, сидевшего на полу возле ног Сильвии.
— Да, — едва слышно отвечал Бруно. Столь короткий ответ был для него делом совсем необычным; но я заметил, что у него был ужасно усталый вид. Выговорив это словечко, он вкарабкался на колени к Сильвии и положил голову к ней на плечо. — Боже, какая уйма стихов! — прошептал он.