Какою прихотью глупейшей
Казалась музыка ему.
Сидел он праздный и нахальный,
Следил, как пиво пьют в углу.
Стал непонятен голос моря,
Вся жизнь казалась ни к чему.
Он вспоминал — все было ясно,
И длинный, длинный коридор,
Там в глубине сад сладкогласный.
У ног подруг Психеи ясной
Стоит людей тревожный хор.
Как отдаленное виденье
Буфетчик, потом обливаясь,
Бокалы пеной наполнял,
Украдкой дымом наслаждаясь,
Передник перед ним сновал.
В причалах берега. Снуют буксиры,
как будто бы несут благую весть.
А моряки гурьбой спешат в трактиры,
которых здесь по пальцам перечесть.
Ну, а потом разбитые кровати,
портовых девочек знакомый силуэт.
Без лишних слов и без любви объятья –
греховной страсти полупьяный бред.
А поутру, не вымолвив ни слова,
выходят вновь под хмурый небосвод —
ведь дома нет у моряков иного.
Корабль — их дом, а море в даль зовёт.
