Все на праздник Эригоны
Жрицы Вакховы текли;
Ветры с шумом разнесли
Громкий вой их, плеск и стоны.
В чаще дикой и глухой
Нимфа юная отстала;
Я за ней — она бежала
Легче серны молодой.
Эвры волосы взвевали,
Перевитые плющом;
Нагло ризы поднимали
И свивали их клубком.
Стройный стан, кругом обвитый
Хмеля желтого венцом,
И пылающи ланиты
Розы ярким багрецом,
И уста, в которых тает
Пурпуровый виноград —
Все в неистовой прельщает!
В сердце льет огонь и яд!
Я за ней… она бежала
Легче серны молодой.
Я настиг — она упала!
И тимпан под головой!
Жрицы Вакховы промчались
С громким воплем мимо нас;
И по роще раздавались
Эвоэ! и неги глас!
Я стою под березой двадцатого века.
Это времени самая верная веха.
Посмотри – на меня надвигаются ветки
Исступленнее, чем в девятнадцатом веке.
Надо мною свистят они так ошалело,
Будто шумно береза меня пожалела,
Словно знает береза: настала пора
Для берез и поэтов – пора топора.
Словно знает береза, что жребий наш черен,
Оттого что обоих нас рубят под корень,
Оттого что в каминах пылают дрова,
Оттого что на минах взрывают слова.
Я стою – и тоски не могу побороть я,
Надо мною свистят золотые лохмотья.
Вместе с ветками руки к потомку тяну я,
Я пошлю ему грамоту берестяную.
И правдиво расскажет сухая кора
Про меня, про березу, про взмах топора.
