Глубокие рвы. Подъемные мосты.
Высокие стены с тяжелыми воротами,
Мрачные покои, где сыро и темно.
Высокие залы, где гулки так шаги.
Стены с портретами предков неприветных.
Пальцы, чтоб ткань все ту же вышивать.
Узкие окна. Внизу — подземелья.
Зубчатые башни, их серый цвет.
Серый их цвет, тяжелые громады.
Что тут делать? Сегодня — как вчера.
Что тут делать? Завтра — как сегодня.
Что тут делать? Завтра — как вчера.
Только и слышишь, как воет ветер.
Только и помнишь, как ноет сердце.
Только взойдешь на вершину башни.
Смотришь на дальнюю даль горизонта.
Там, далеко, страны другие.
Здесь все те же леса и равнины.
Там, далеко, новое что-то.
Здесь все те же долины и горы.
Замок, замок, открой мне ворота —
Сердце больше не может так жить.
От желчи мир изнемогает,
планета печенью больна,
г…о г…м г…о ругает,
не вылезая из г…а.
И. Губерман
Вот, если бы за кражи воров лишали рук,
Обрубков пирамиды возникли бы вокруг;
Но вырастают горы счетов, особняков,
За счёт «труда, конечно, усердия, мозгов»…
А если б вырывали за это и глаза,
Образовались реки б, моря – к слезе слеза;
Пока лишь только яхты в морях у единиц,
Их зрение нормально на фоне «честных» лиц.
А коль воров сажали бы ёмкости с г….м,
Его бы перестало хватать для них потом;
Но пребывает в этом сегодня большинство,
Наверно, всем привычней подобно естество?
