Как воздушно в нежном сердце у меня!
Чуть трепещут очертания страстей,
Все видения оконченного дня,
Все минутности предметов и людей,
Самого себя бесплотным двойником
Вижу в ясной успокоенной воде.
Был себе я странным другом и врагом,
Но уж больше не найти себя нигде.
Только тень моя качается едва
Над глубокой зачарованной водой.
Только слышатся последние слова
Нежной жалости о жизни молодой.
В зоосаду детей верхом на пони
снимают (пони — смирный, не брыкливый).
В Крыму снимались некогда на фоне
пейзажа: размалеванный, крикливый
фанерный щит (наверное, видал ты?) —
просунешь голову в его отверстье,
фотограф щелкнет, и — «Привет из Ялты!»
(или еще какого-нибудь места).
Снимайся хоть в матросской бескозырке,
хоть в капитанской — о, восторг! — фуражке…
Приятель мой сострил: «Привет из дырки!»
(Он снялся без пейзажа в той шарашке,
без шапки и…без скидки: рупь с полтиной,
за что назвал фотографа скотиной).
Я мог бы и забыть об антураже
крымских фотографов. Но в Эрмитаже
был как-то раз. В Петровской галерее
или там рядом, по соседству с нею,
ну, словом, как заходишь, в ближних залах
Петр, в рыцарских и царских причиндалах,
мальчишески веселый, фатоватый,
башку просунул в рыцарские латы
и высунулся, и восторг во взоре,
а фоном служит Северное море,
и парусный корабль плывет — ну, прямо
картиночка: «Привет из Амстердама!»
