С лодки скользнуло весло.
Ласково млеет прохлада.
«Милый! Мой милый!» — Светло,
Сладко от беглого взгляда.
Лебедь уплыл в полумглу,
Вдаль, под Луною белея.
Ластятся волны к веслу,
Ластится к влаге лилея.
Слухом невольно ловлю
Лепет зеркального лона.
«Милый! Мой милый! Люблю!» —
Полночь глядит с небосклона.
Стрелокъ убилъ у львицы сына,
Не львенка да левка.
Довольно смѣлости у етова стрелка;
Левъ сильная скотина,
А мой убилъ дѣтина,
Не поросенка.
Не львенка,
Левка.
Забыла львица,
Угрызла серце ей печаль:
Хотя сурова тварь, и люта ета птица;
Однако сына жаль;
Такъ серце поетъ,
А львица воетъ.
Переглушила всѣхъ, она крича, звѣрей,
Пришелъ къ ней тигрь, и говорилъ онъ ей:
Послушай кумушка: мы то позабываемъ,
Что мы чужихъ рабятъ подобно убиваемъ:
Мнѣ мнится матерямъ гораздо трудно несть,
Когда мы здѣлаемъ и имъ такую честь.
Не слышитъ тигра львица,
А тигръ увѣщевалъ: послушай ты сестрица,
Послушай мать,
Послушай бабушка: а львица
Не хочетъ ни чево внимать.
Не умаляется у львицы жалобъ мѣра.
Былъ тигръ ученой человѣкъ,
И рекъ:
Читала ль ты, кума, Гомера,
О Иліонской ты читала ли войнѣ,
И о Пріямовой женѣ?
Подробно расказалъ исторію Гекубы.
А львица въ ярости по прежнему кричитъ,
И раздуваетъ губы.
Простился съ нею тигръ, и на пути ворчитъ,
Махая хвостъ и рожу смуру:
Ни чемъ не льзя ввести въ разсудокъ ету дуру.
А я примолвлю то еще,
Что въ жалость о себѣ злодѣй влечетъ во тщѣ,
И то скажу грубяй, чѣмъ кумъ куму тазаетъ.
Начто о сынѣ выть разбойница дерзаетъ,
Которая сама чужихъ дѣтей терзаетъ?
