Я живу своей мечтой
В дымке нежно-золотой,
Близ уступов мертвых скал,
Там, где ветер задремал.
Весь я соткан из огня,
Я лучистый факел дня,
В дымке утренней рожден,
К светлой смерти присужден.
Однодневкой золотой
Вьюсь и рею над водой,
Вижу Солнце, вижу свет,
Всюду чувствую привет.
Только умер, вновь я жив,
Чуть шепчу в колосьях нив,
Чуть звеню волной ручья,
Слышу отклик соловья.
Вижу взоры красоты,
Слышу голос: «Милый! Ты?»
Вновь спешу в любви сгореть,
Смертью сладкой умереть.
В Буэнос-Айресе есть волынка,
та волынка над рекой Ла-Платой.
Норд на ней играет, влажным
серым ртом к ней прикасаясь.
Бедный парень Рамон де Сисмунди!
Там, на улице Эсмеральды,
грязь, и весь он испачкан грязью,
пылью ящиков и прилавков.
Вдоль по улицам бесконечным,
по зеленому берегу пампы
той порой галисийцы гуляли,
о долинах нездешних вздыхая.
Бедный парень Рамон ле Сисмунди!
Он в волнах услыхал муиньейру,
между тем как пасла его память
семь быков луны туманной.
Шел по берегу он речному,
шел по берегу он Ла-Платы,
там, где ивы и кони немые
вод стекло в этот час ломали.
Но не слышал он стона волынки,
великана волынщика в небе
не заметил со ртом крылатым.
Бедный парень Рамон де Сисмунди!
Хоть по берегу шел он Ла-Платы,
лишь увидел он дня угасанье
да багровую стену заката.
