Долгие, белые тучи плывут
Низко над темной землею…
Холодно… лошади дружно бегут,
Еду я поздней порою…
Еду — не знаю, куда и зачем.
После подумать успею.
Еду, расставшись со всеми — совсем,
Со всем, что любить я умею.
Молча сидит и не правит ямщик…
Голову грустно повесил.
Думать я начал — и сердцем поник,
Так же, как он, я невесел.
Осень… везде пожелтела трава,
Ветер и воет и мчится.
Дрожью сокрытой дрожит вся душа,
Странной тоскою томится.
Смерть ли я вспомнил? Иль жаль мне моей
Жизни, изгаженной роком?
Тихо ямщик мой запел — и темней
Стало на небе широком.
Обретается мир с «не могу»,
С «не умею»… Но некуда деться —
И штурмует свою немоту
Неуверенный лепет младенца.
Это после придут мастерство,
И сноровка, и память, и опыт…
Но не стоят они ничего —
Повторять нынче может и робот!
Все уменье — забудь и оставь,
Как бы громко оно ни звучало!..
Мертвый тянется на пьедестал,
И живой начинает сначала!
Он идет всякий раз от нуля,
Чтоб досталось побольше простора,
Неизведанность снова продля
И страшась, как позора, повтора.
Я прочел где-то: «Если опять
С побежденными драться придется,
Надо тотчас из армии гнать
Разгромившего их полководца».
Не хочу пожелать и врагу
Той судьбы мастака генерала,
Потому-то меня «не могу»,
«Не умею» — всегда вдохновляло.
