Ходит ветер, ходит буйный,
По полю гуляет;
На краю дороги вербу
Тонкую ломает.
Гнется, гнется сиротинка, —
Нет для ней подпоры;
Вюду поле — точно море,
Не окинуть взоры.
Солнце жжет ее лучами,
Дождик поливает;
Буйный ветер с горемыки
Листья обрывает.
Гнется, гнется сиротинка, —
Нет для ней защиты;
Всюду поле — точно море,
Ковылем покрыто.
Кто же, кто же сиротинку
В поле, на просторе —
Посадил здесь, при дороге,
На беду, на горе?
Гнется, гнется сиротинка, —
Нет для ней привета;
Всюду поле — точно море,
Море без ответа.
Так и ты, моя сиротка,
Как та верба в поле,
Вырастаешь без привета,
В горемычной доле.
Короткие, как пословицы,
И длинные от бессонницы
Приходят ночи-покойницы
Ко мне, когда гасят свет.
[Мне белый стих чей-то вторится
Про то, что воздастся сторицей,
Что сам посмеюсь над исторьицей,
Обычной, как белый свет.
Когда ж это превозмогается —
Ничто уже не надругается,
Но там, где-то там отлагается
Благим и отлогим холмом
И спит незаметней старания,
Старения и умирания,
Стокра<т>ней и старше <предания> —
Как недозвучавший псалом.
Не быть больше поползновениям,
Ни пениям, ни вдохновениям,
И только в душе исступлением,
Иступленным свинским ножом, —
Что были и громы небесные,
Что жили и гномы чудесные,
Что жили да были телесны<е>…
Да вот и отжили потом.