Осенью дождливой
Ночь глядит в окошко;
В щели ветер дует…
«Что дрожишь ты, крошка?
Что ты шепчешь тихо
И глядишь мне в очи?
Призраки ли видишь
Ты во мраке ночи?..»
— «Сядь со мною рядом,
Я к тебе прижмуся, —
Жутко мне и страшно,
Я одна боюся…
Слышишь… чу!.. там кто-то
Плачет и рыдает…»
— «Это за окошком
Ветер завывает».
— «Чу! стучат в окошко…
Это духи злые…»
— «Нет, то бьют по стёклам
Капли дождевые».
И ко мне, малютка,
Крепко ты прижалась
И весёлым смехом
Звонко засмеялась.
Понимаю, крошка:
Призраки — пустое!
Дрожь во мраке ночи,
Твой испуг — другое.
Это — грудь сжигает
Жар горячей крови;
Это сердце просит
И любви и воли…
И вдруг улыбнулся старик на углу.
Он ловко достал из кулька
пастилу.
И белый брусочек своей пастилы
засунул в улыбку
до самой скулы.
…А после я делал из дерева стул.
Позднее на чай огнедышащий дул.
Затем я затаскивал
нитку в иглу.
А в памяти плавал — старик на углу.
Я мчался по ягоды за город, в лес,
старик улыбался лукаво, как бес.
Я медленно ел килограмм
пастилы,
но дед улыбался
улыбкой пилы.
…Мне снятся ночами
не люди теперь,
а снится улыбка,
большая, как дверь.
Я делаю то же,
что делал всегда.
Седеет уже и моя борода.
Но я бы отдал кошелек и пальто,
когда бы узнал
сокровенное, то:
какому такому
веселому злу
тогда улыбался
старик на углу?..
