Забрезжит рассвет прохладой,
Солнца лучик прольётся.
Утро наступит, что надо,
И всем на земле улыбнётся.
Промчится тучи громада –
Грозе никогда неймётся.
Уйдёт гроза, и поётся.
Дождь летний, будто награда.
И сочная зелень отавы
Заманит к себе по праву
Косца – по росе косить.
Вновь август – яблочный Спасе
Приносит любовь и счастье.
И не о чем больше просить!
У смерти тоже есть свои порядки.
Ну что ж,
умру когда-нибудь и я.
Меня положат в зале «Волгоградки» —
тогда уж воля будет не моя.
И кто-нибудь,
всегда на всё готовый,
создаст двухцветный траурный уют
и с чувством скажет горестное слово
по принципу — «лежачего не бьют».
И все узнают,
как жила я мало,
как я ещё бы —
жить да жить могла,
какие я «шедевры» написала,
какая я «хорошая» была!..
Ах, щедрый автор
смертных приговоров,
он так доволен — речи вопреки, —
что я ушла в дорогу,
о которой
не пишут путевые дневники.
Что от плохих стихов не затоскую,
что на собраньях
слова не прошу
и никого-то я не критикую,
убийственных рецензий не пишу!
Не верьте тем,
кто скажет надо мною
высокие надгробные слова!
Какой была —
а я была иною, —
сама скажу, покуда я жива.
А я — как все:
и плакала, и пела,
стыдилась плакать
и любила петь.
А я гораздо больше
не успела,
чем было мне
доверено успеть.
Я жизнь люблю.
Я, и прощаясь с нею,
ищу дорог
и радуюсь весне!
А жить стараюсь
проще и честнее,
чем после смерти
скажут обо мне.
